– Не волнуйтесь, я совсем не возражаю против того, чтобы подняться за ребенком. Заодно Мурад Бисланович сможет подписать бумаги, – успокаивающе улыбнулась я ей.
Правда, поднявшись в комнату к боссу, поняла, что ему точно не до подписи. Мурад Бисланович лежал на кровати, пристроившись рядом с малышом, который беспокойно хныкал, вяло маша одной ручкой.
– Бедненький… – прошептала я, глядя на красное, покрытое пятнами личико Пухляша.
– Мурад, кажется, задремал, – шепнула его мать. – Возьмете Султанчика? Боюсь, если я попробую, он тут же поднимет шум.
Кивнув, я подошла ближе к кровати и, отбросив всякое стеснение, перегнувшись через безвольно лежавшего начальника, осторожно подхватила малыша. Пухляш сначала заворчал, но потом, изучив меня глазами и словно узнав, затих, прижавшись к моей груди. Мать начальника укрыла сына и, поправив ему подушку, указала в сторону выхода, и я молча последовала за ней, прижимая к себе теплое тельце ребенка.
– Должна признаться, дорогая, что это я попросила Айну прислать тебя, – удивляя меня своей откровенностью, начала мама моего начальника. – Я была в полном отчаянии, и теперь, когда вижу, что мой внук действительно не плачет у тебя на руках, хочу обратиться с просьбой, надеясь на то, что ты пойдешь нам навстречу и поможешь…
– Помогу? – удивилась я, не понимая, чем я могу помочь тем, у кого всё есть.
– Да, как ты видишь, Мурад болеет и не может приглядеть за Султанчиком, и если бы ты смогла присмотреть за ним, пока Мураду не станет лучше… – сама понимая необычность своей просьбы, замолчала она, оглядывая меня в ожидании.
– Не думаю, что Мураду Бислановичу это понравится, – с сомнением протянула я. – Да и было бы странно, если бы незнакомая женщина…
– Я всё это понимаю, но я и правда в отчаянии! Вчера у Мурада всю ночь была температура, как и у Султана, а мы даже не смогли ему помочь! Моему бедному сыну пришлось самому присматривать за сыном в таком состоянии.
– Насколько я поняла, ребенок ни к кому не идет на руки? – сделала я вывод, который напрашивался сам по себе. Иначе зачем бы секретаршу из офиса, постороннего человека, просили остаться.
– Да, – чуть не плакала мать моего босса, качая головой и с тоской глядя на внука, так уютно устроившегося у меня на коленях. – Как мы только ни пытались приучить его к себе, он кричит как резаный и краснеет, тужится, успокаивается только тогда, когда его на руки берет отец. Ни ко мне не идет, ни к сестрам Мурада, нянь отвергает. То, что у тебя получается его держать на руках и он не плачет, настоящее чудо, – она улыбнулась по-доброму и снова посмотрела на внука. – Ты, должно быть, очень хороший человек, а ребенок это чувствует.
Слова матери Хамзатова ужасно смущали, я не знала, куда деться, нервничала и чувствовала себя неуютно. В чужом доме, с чужими людьми, с ребенком собственного босса на руках. Отягчало ситуацию то, что мне это давалось