– Только не вздумайте мне тут в обморок упасть! – рявкнул Вернер. – Подставьте ему плечо, ну, живо! Повели его к воде. Шевелите ногами, фрейлейн! Наше спасение на другом берегу, там хоть есть где укрыться, а тут, на островке, мы как на ладони, мы мишень! Пошли, ну!..
Лиза потащила Шубенбаха к берегу, успев порадоваться, что подставляет ему свое плечо не с той стороны, где была рана. Если бы на нее попала кровь фашиста, она умерла бы от отвращения, точно умерла бы!
Голова Шубенбаха безвольно моталась, он еле перебирал ногами, а когда оказался в воде, вообще безвольно повис на руках Лизы и Вернера.
«Да как же мы выплывем с ним?» – подумала она в ужасе. Вода поднималась все выше и выше, тащить раненого становилось все легче. И вдруг дно начало подниматься. Значит, здесь брод между островком и берегом, плыть не придется, слава те господи!
Вот они уже на мелководье, вот на траве. Кругом валяются окровавленные тела… О господи! Она увидела кинооператора – он уже больше ничего и никого не снимал, лежал с камерой – мертвый, убитый. Да разве он один?! Убитые мужчины – и женщины, женщины! Кто-то из солдат пытался стрелять по самолету из автоматов, но тот, ныряя к земле и взмывая ввысь, словно смеялся над обезумевшими людьми, снова и снова поливая их пулями.
– Вон туда, под деревья! – кричал Вернер, волоча Шубенбаха куда-то в сторону.
– Грузовик, грузовик… – прохрипел Шубенбах, поднимая голову, и Лиза поняла, что он хочет укрыться под защитой большого грузовика, стоящего на окраине пляжа. Видно было, что там нашли спасение множество людей. Они забились под широкий кузов и оказались надежно защищенными от пуль.
– В рощу! – настаивал Вернер, но Шубенбах навалился всем телом на Лизу, норовя повернуть к грузовику. И тут очередь прошила кабину, а через мгновение полыхнул бензобак. Грянул взрыв, но Лиза не могла понять, что звучало громче: его грохот или крики людей, разметанных взрывом в стороны. Ее отшвырнуло от Шубенбаха… Появилось ощущение, что она летит, летит, словно безвольный клочок бумаги, несомый ветром… Но как надвигаются деревья, вот сейчас ее размажет о ствол! Однако взрывная волна уже опустила, вернее, уронила Лизу на землю. Она лежала вниз лицом, а где-то там, наверху, металась смерть с черными крестами на крыльях…
«Русский, пилот русский!» – кричал Вернер. Но Лиза не могла воспринимать летчика как своего. Да, он убивал фашистов, врагов, и, наверное, она должна была кричать от радости, но зрелище залитых кровью тел было слишком страшным, чтобы возможно было ощутить хоть проблеск мстительного торжества. К тому же слепая пуля в любое мгновение могла поразить ее, нужно было думать о спасении.
Лиза ринулась в рощу, но тотчас полетели с деревьев листья, сбитые пулями, и она упала на землю. Он что, ненормальный, тот летчик? Не соображает, что делает, когда стреляет по роще? Он же видел, что туда бежала женщина. Русская женщина!
А впрочем, ему все равно, кто она такая, дошло до нее. Раз рядом с фашистами, значит, тоже враг.
Лизе