Наверно, она-то и сделала меня таким нежным и осторожным, что сослужило мне скверную службу, потому что девушки, которые были у меня после Олеси, просыпаясь утром, затруднялись определить, что же это всё-таки было: секс или эротический массаж с элементами отжимания от тела. «Андрей, ты меня ввёл в какой-то гипнотический транс», – сказала как-то одна на рассвете, выходя из этого самого транса и явно полагая, что фокус здесь заключается в музыке Мишеля Крету.
«В следующий раз можем под Вивальди… Когда продолжим сеанс?» Девушка сказала, что мне позвонит, но больше никогда не звонила. Вероятно, послушала Вивальди, представила, что будет во время следующего сеанса, да решила держаться от меня подальше… Музыка у Вивальди состоит из колющих и режущих звуков.
После расставания с Олесей, чтобы окончательно порвать со своим прошлым, я съехал от родителей, снял однокомнатную квартиру. Отец очень обрадовался, сказал, давно пора жить отдельно. Мама не очень. Не знаю, с чего она взяла, что живя в отдельной квартире, я устрою из неё притон. Никакого притона: библиотека и фильмотека. «Эммануэли», «Калигулы», Маркизы де Сады и прочие модные пагубы. Но ни прочитанное, ни увиденное не шокировали меня так, как эта сладкая парочка Катя-Руслан – своим обворожительным скотством по отношению друг к другу той ночью. В основном, конечно, отличился Руслан.
И вроде всё понятно, и вроде всё не так страшно… А как же люди из-за любви вообще друг друга режут и убивают?..
Мне было, наверно, лет восемь или девять, когда в какой-то вечер родители случайно утратили контроль, не заметили, что я луплюсь в телевизор и смотрю фильм для взрослых вместе с ними. А там какой-то бородатый деревенский мужик бил женщину; изо всей силы лупил её кулаками по лицу, по груди, а она всё повторяла, что любит. Я думал, что вот так – до смерти – можно любить только Родину. Я представил, как немецкие фашисты меня пытают в плену, а я всё равно повторяю «люблю», как эта бедная женщина. Такой вот своеобразный эротичный патриотизм. И совершенно очевидно, что от своей любви я бы тоже не отказался. Наверно, любовь к женщине произрастает из любви к Родине. А когда мне было уже лет восемнадцать, я встречался с одной романтичной, до одури красивой девушкой с редким именем Серафима, мечтавшей почему-то работать на мясокомбинате, где работала её мама. Помню, Сима вдруг однажды почему-то меня спросила, дескать, вот если бы мне предоставили выбор, какой смертью умереть, то какую бы я предпочёл. Я ещё тогда подумал, что, скорее всего, вопрос о выборе смерти связан как раз с этим её мясокомбинатом или с мясобойней, одним словом, с животными, которым смерть выбирать не приходится. Я ответил Симе не задумываясь: «Конечно же, мне хотелось бы