«Пропали две собаки белые суки ненавижу эту страну».
Петру показалось, что в тексте объявления значилась вся суть либерального мировоззрения. Он ещё раз перечитал внимательно текст объявления и сфотографировал это явление человеческого остроумия с помощью камеры мобильного телефона, стесняясь собственного жеста, – так многие люди старших поколений стесняются новых технологий.
Робко переступил Пётр Алексеевич порог дочкиной квартиры. Подивился сразу хорошему ремонту и общей, заметной сразу, устроенности быта. Марина встретила его на пороге, нарядная, в синей блузе и чёрной строгой юбке, улыбающаяся, розовощёкая, несмотря на смуглость кожи. Вся робость Петра Алексеевича сразу прошла, как только он обнял дочку, и подивился, какая же она стройная, ладненькая, хорошая. Всякий раз, как видел её, готов был удивляться вновь и вновь. Отец и дочь и в самом деле были чертовски рады видеть друг друга. Как только они обменялись любезностями, Пётр Алексеевич сразу достал аккуратным жестом из внутреннего кармана пиджака мобильный телефон в красивом коричневом чехольчике – чтобы показать объявление про двух белых собак и ненависть к родине. Марина приятно удивилась «современности» её отца – Синельниковский фокус явно удался.
– Как там бабушкина квартира в Измайлово… то есть, теперь твоя квартира, Марина? – с ноткой отеческой заботы в голосе поинтересовался Пётр Алексеевич.
– Нормально всё. Сдаю. Платят регулярно съёмщики.
– А они хоть русские? А то обидно, если там сейчас пол-аула.
– Папа, ты чего? Теперь и в националисты заделался?
– Да так, ничего. Так русские там?
– Да, русские.
– Ну, и слава богу.
Девушка уже подготовила обеденный стол. Сервировала она на кухне. Евроремонт там был особливо удачен. Ужин была преимущественно европейский, с претензией на средиземноморскость, но с русскими элементами.
В начале дня Пётр Алексеевич заезжал кое-куда по делу почти что государственной важности и посему был он в тот вечер особенно хорошо одет: белая выглаженная сорочка, синий, в ромбик, галстук и лазоревый, под цвет галстука, костюм. Приступая к обеду, Пётр устроился в креслице перед столиком с особым изяществом жестов, пожелав дочке приятного аппетита; обедал он аккуратно, благородными движениями поднося пищу ко рту – толи в силу воспитанием заложенных хороших манер, толи просто боялся запачкаться.
Почти в молчании покончив с основными блюдами, решили отец и дочь откупорить бутылочку недешёвого кьянти прежде чем к закускам и десерту перейти.
Марина сидела, уютно устроившись с бокальчиком вина в кресле, подогнув под себя ноги. Поблёскивали натянувшиеся на коленках колготки телесного цвета. Пётр Алексеевич глядел на свою дочку довольным, добрым взглядом, радостный из-за того, что дочь его выросла такой смышлёной и привлекательной.
– Гляжу