– Что скажешь? – нетерпеливо спросил царь.
Репнин оторвал взгляд от бумаг и поднял глаза на царя.
– Не вижу в притязаниях этих господ ничего, что противоречило бы собственным убеждениям вашего величества. Ведь вы и сами сторонник конституции, демократических свобод, отмены крепостного права…
– Всё так, – раздраженно заметил царь, – но это дело далекого будущего. Россия отстала от Европы лет на сто. Дайте сейчас свободу нашим мужикам, и они пойдут убивать и грабить!
– Наделите их землей, и они будут пахать и сеять, а не убивать.
– Ты идеалист, князь! Стараешься представить мне заговорщиков агнцами божьими, а ведь это они взбунтовали Семеновский полк в 20-м году.
Репнин вскинул голову.
– Ваше величество, семеновцы подняли бунт, предпочтя каторгу невыносимым издевательствам, которым их ежедневно подвергал командир полка и некоторые его подчиненные. А заговорщики тут ни при чем.
– По-твоему, мне не стоит их опасаться?
– До поры до времени…
– До какой поры?!
– Если ваше величество не устранит дикий произвол, который творится в России на всех ступенях власти, всеобщего бунта не миновать. Простите, но думаю, что это будет хуже пугачевщины.
– Пугачева усмирила регулярная армия!
– А если восстание поднимет сама армия, причем солдаты и офицеры будут заодно?
Александр задумался. Репнин прав… Члены тайных обществ – известные, любимые солдатами командиры, ветераны войны с Наполеоном. Если под их началом армия направит штыки против самодержавия, это конец. Здесь не поможет даже созданная им европейская коалиция «Священный союз». Дружественные монархи подождут, пока его свергнут с трона, а потом спокойно введут войска в Россию и поделят ее между собой.
Император взял наугад бумажный лист из пачки доносов и поднес к глазам. Это была торжественная клятва вступающего в тайную организацию «Общество соединенных славян». Прищурившись, Александр Павлович скользнул глазами по строчкам и передал листок Репнину.
– Полюбуйся, князь!
Репнин стал читать вслух:
– «Пройду тысячи смертей, тысячи препятствий – пройду и посвящу последний вздох свободе и братскому союзу благородных славян. Если же нарушу сию клятву, то пусть угрызения совести будут первою местью гнусного клятвопреступления, пусть сие оружие