Да что же не так с этим человеком? Вроде бы ничего особенного: простой дядечка, роста среднего, не худой и не толстый, непримечательные, мягкие черты лица, стильный, но неброский костюм, уверенная походка… вот, поняла! Какой-то он слишком уж обыкновенный. Наверное, если бы нужно было нарисовать портрет абсолютно типичного, среднестатистического мужчины, точно получился бы он. Ни одной запоминающейся характеристики – сколько ни всматривайся, в памяти ничего не остаётся. Разве что этот странный ключ…
Иван Иванович тем временем встал за кафедру и несколько раз щелкнул пальцем по микрофону, проверяя звук:
– Ребята! Попрошу тишины. Рад приветствовать всех вас в стенах нашего института! И особенно – первокурсников. В этом году у нас очень интересный и перспективный набор. Все новенькие – на редкость способные и многообещающие дети. Уверен, что здесь они получат всё, что потребуется для раскрытия их талантов, и в будущем не раз порадуют нас своими успехами, – ректор сделал небольшую паузу, обводя зал взглядом бесцветных глаз. – Итак, я желаю вам продуктивного учебного года. У вас всё получится. Я же с удовольствием передам слово нашему многоуважаемому коллеге, который с сегодняшнего дня будет нести, так сказать, свет разума в ваши неокрепшие умы. Давайте поприветствуем его! Опаздывающие, прошу вас, не шумите, проходите скорее, занимайте места! Вениамин Валерьянович очень не любит, когда студенты опаздывают!
– Вениамин… кто?! – шепнула я.
– Валерьянович, – тоже шёпотом ответил Яшка, указывая украдкой на того самого миловидного старичка, который сразу мне приглянулся. – Наш препод по философии. Самый странный из всех. Уж не знаю, почему в этом году именно он раздаёт нам напутствия…
Кузнецов покинул сцену и направился куда-то к задним рядам, а седовласый дедушка, едва заметно поклонившись в ответ на наши нестройные аплодисменты, не спеша поднимался по лестнице. Ступал Вениамин Валерьянович мягко и неторопливо, выверяя каждый шаг как крадущийся кот. На середине пути и вовсе остановился, будто устал. Улыбнулся. Окинул отсутствующим взглядом зал – и тут я поняла, почему он идёт так медленно и странно. И почему он слушал своего коллегу, опустив веки, совсем не смотря на него. Светло-серые глаза профессора были затянуты мутной белой поволокой, в которой терялись, как в снегу, зрачки. Старик-философ оказался слепым.
Подумать только, и он поднимается на сцену один, без помощника, нащупывая мыском каждую новую ступеньку!
Я взвилась с места и подлетела к нему:
– Здесь ещё три ступеньки. Возьмите меня под руку!
– Студентов из группы «Ф» сразу видно! – снова улыбнулся дедушка, положив ссохшуюся морщинистую ладонь мне на плечо. – Однако не утруждайтесь, девочка. Садитесь. Я вполне самостоятельный.
В груди у меня что-то натянулось и заныло от тоски. Тут же стало ещё раза в два его жальче.
Подойдя к кафедре, старичок выключил микрофон. Его слегка шепелявящий