«Давай! Давай сильнее, ну! Так, ещё, ну ещё, пожалуйста», – бормотал я про себя, чуть не плача от наслаждения, синфазно наклоняясь всем телом, как бы стараясь ещё больше раскачать пароход.
Налетев на гигантскую волну, будто специально назло, океанская пучина выплюнула один ошмёток из себя, объёмом не меньше десяти вёдер, прямо в мою довольную физиономию. От неожиданности я чуть было не захлебнулся. Самопроизвольно отпустил леер, чтобы протереть глаза, в которые попала солёная вода. В это время нос корпуса до первого трюма резко упал в пучину так, что винт на корме полностью вылез из воды и начал резать воздух, вибрируя и тряся всю железяку с частотой оборотов вала. В этот момент меня мгновенно перекинуло через леер. Перепугавшись от ужаса, я весь задёргался, как рыбина, снятая с крючка удочки и брошенная на берег. Как утопающий за соломинку, старался схватиться руками хоть за что-нибудь, но в моей ситуации ухватиться можно было только за воздух.
Падая с ускорением свободного падения, через какую-то секунду я вдруг почувствовал боль в икре правой ноги. Брючина зацепилась за острый конец кем-то халатно приваренной арматуры леера, который процарапал мне икряную мышцу до мяса. Правая штанина джинсов медленно рвалась от веса тяжести моего тела и остановилась рваться на тройной скрутке низа брючины, на которой я болтался, как отвес каменщика. Меня вдавливало в стекло лобового прямоугольного иллюминатора рулевой рубки, в которое ещё совсем недавно сам смотрел с другой стороны.
В это время старпом как раз стоял у этого самого иллюминатора, уставившись в темноту, находясь в состоянии мирной полудрёмы, думая, наверное, о том, как утром будет наказывать кока за всю разбитую посуду, которую тот плохо закрепил от шторма. Чифа словно током шарахнуло, когда с другой стороны стекла он увидел моё искажённое ужасом лицо, перевёрнутое на сто восемьдесят градусов. От такой неожиданности он шарахнулся от окна назад, споткнулся обо что-то и сел на задницу. У бедного старпома отвисла нижняя челюсть, он начал часто моргать выпученными глазами, расширенными до размеров моргановского доллара США.
Тыча пальцем в мою сторону, он заорал: «А-а, Колька! Батон, смотри, это Колька там! Как он туда попал, говнюк? Он что, рехнулся