– Итак, – продолжил Фрике, – я нахожу, что ситуацию трудно назвать веселой. А еще я хотел бы сменить позу. У меня все тело затекло.
– Бедный парень… – В голосе Пьера ле Галля послышалось искреннее сострадание. – Сразу видно, что ты не привык к подобным вещам так, как я. В молодости я был любителем прошвырнуться по кабакам и поэтому не раз имел возможность познакомиться с «игрушками» командира батареи. Ах! Его обращение трудно назвать нежным… За малейшую провинность – бац! – и в железо или шесть часов кряду несешь вахту впередсмотрящего привязанный к «вороньему гнезду»… И это не мешало нашему старому вояке готовить отличных матросов. Видишь ли, сынок, тебе следует терпеливо сносить боль. Наше счастье, что этому проклятому безбожнику не пришло в голову посадить нас в разные каюты, и мы можем нести трудную вахту вдвоем.
Пока шла эта тихая беседа, рассвело. Слабый бледный свет, проникающий в каюту через иллюминатор, позволил обоим друзьям увидеть, как выглядят их путы. Да, они были обездвижены, но не с помощью железных оков, а с помощью крепких швартовых канатов, которые хотя и были не такими тяжелыми, как кандалы, все равно пресекали в корне любую робкую попытку мятежа.
Вскоре наступил час обеда, и заключенные уже начали гадать, собираются их кормить или нет, когда дверь каюты распахнулась и на пороге возник маленький китаец с огромным солдатским котелком, наполненным рисом, в котором плавали кусочки сомнительного вида, судя по всему мяса.
– Надо же, – воскликнул Фрике, – котелок. Это явление жителя Поднебесной с отвратительной жратвой заставило меня вспомнить мое первое приключение с доктором Ламперрьером на берегах Огове:[18] тогда местные черномазые людоеды засунули нас в клетку для откорма скота, чтобы впоследствии съесть.
– А ну молчать! – раздался резкий окрик на английском. В дверном проеме маячила фигура американского матроса, вооруженного полукопьем.
– Ты только взгляни! – тихо прошептал Пьер ле Галль, – часовой. Вот чума, капитан оказывает нам честь, держа под строжайшим арестом!
Китайчонок, дрожа от страха, сделал несколько шагов вперед, запустил ложку в котелок с варевом, а затем поднес ее к бородатому лицу старого матроса.
– Это еще что такое! Да он издевается над нами, этот распроклятый язычник! Он поручил меня заботам кормилицы, меня, Пьера ле Галля, родившегося в Конке, бывшего старшего матроса, канонира «Молнии», рулевого с патентом, который в жизни не знал другой соски, кроме доброй бутыли с самогоном после удачного маневра, и который в течение тридцати лет распивал вино с баталером.[19]
Китаец, сразу же поверивший в решительный отказ бретонца, предложил ложку Фрике, и молодой парижанин, преодолевая отвращение, неохотно проглотил ее содержимое. Житель Поднебесной методично зачерпывал еду и механически подносил ложку ко рту француза до тех пор, пока Фрике знаком