Сын повелителя сирот. Адам Джонсон

порта Чхонджина они шли пешком, мимо металлургического завода, построенного в честь воссоединения корейского народа, его гигантские краны ржавели, кабельные линии, ведущие к печам, давно уже растащили на металлолом. Жилые дома пустовали, окна были заклеены обрывками бумаги. Белье не сушилось на веревках, а в воздухе не чувствовалось аромата лука. Все деревья вырубили во время голода, и теперь, годы спустя, их побеги были одной высоты, стволы не толще щиколотки, стебельки торчали в самых неожиданных местах – в бочках для сбора дождевой воды, в водосточных канавах, одно дерево пробилось даже в сортире, где человек, напоминавший скелет, оставил вместе со своими испражнениями неперевариваемое семя.

      Они подошли к приюту «Завтрашний день», теперь он казался не больше лазарета.

      Там остались лишь тени. Приют разобрали на дрова – даже дверные проемы сожгли. Остался только список 114 Великих Мучеников Революции, написанный на стене.

      Джил не поверил, что Чон До дал имена всем сиротам.

      – Ты действительно запомнил всех Мучеников? – спросил он. – Какой одиннадцатый?

      – Ха Син, – ответил Чон До. – Когда его поймали, он отрезал себе язык, чтобы не выдать японцам важные сведения. Здесь был немой мальчик, я дал ему это имя.

      Джил провел пальцем по списку.

      – Вот и ты, – сказал он. – Мученик номер семьдесят шесть, Пак Чон До. А с ним что стало?

      Чон До дотронулся до черного пятна на полу, где когда-то стояла печка.

      – Хотя Пак Чон До убил много японских солдат, – начал он, – революционеры в его отряде не доверяли ему, потому что он не был чистокровным. Чтобы доказать свою верность, он повесился.

      – Ты выбрал себе это имя? Почему? – уставился на него Джил.

      – Он прошел высшую проверку на верность.

      Комната Повелителя сирот показалась ему совсем крошечной. А от портрета измученной женщины на стене осталась лишь дырка от гвоздя.

      – Ты здесь спал? – спросил Джил. – В комнате Повелителя сирот?

      Чон До показал ему отверстие от гвоздя.

      – Здесь висел портрет моей матери.

      Джил осмотрел место.

      – Да, здесь действительно был гвоздь, – сказал он. – Скажи мне, если ты жил со своим отцом, почему у тебя сиротское имя?

      – Он не мог дать мне свое имя, – ответил Чон До, – иначе все узнали бы о его позоре – как ему приходится воспитывать своего сына. Но он был не в силах дать мне имя другого человека, даже Мученика. Мне самому пришлось выбирать.

      Джил был озадачен.

      – А твоя мать? – спросил он. – Как ее звали?

      Они услышали далекий гудок парома «Манджионгбон-92».

      – Если у моих проблем будет имя, разве это что-нибудь изменит? – ответил Чон До.

* * *

      Той ночью Чон До стоял на темной корме корабля и смотрел на бурные волны внизу. Румина – это имя не выходило у него из головы. Он не слышал ее голоса и не пытался представить себе ее лицо. Он только думал, как бы она провела этот последний день, если бы знала, что он идет за ней.

      Солнце уже поднялось высоко, когда они вошли в порт Бандайджима