В глубоком вырезе под тюлем видны полушария груди, приподнятые материей так, что кажется, скоро выпадут наружу.
Идиотская, вульгарная тряпка, жутко неудобная, но я специально ношу подобные развратные пижамы с пеньюарами в поместье. Мой бунт и нота протеста жесткому контролю. Я таким макаром отучила еще Димитрия от привычки залетать ко мне, когда вздумается, для разборок.
Кто-то в подростковом возрасте красит волосы в синий цвет, кто-то стрижется под ноль и делает пирсинг, а вот мне доступна только такая форма протеста.
Причем такое непотребство я ношу только на каникулах, когда возвращаюсь домой.
В университетском кампусе у меня работают пижамой обычная майка с шортами.
А здесь я просто бунтую.
Босые ноги шлепают по теплому дубовому паркету, пока я тру глаза и провожу ладонями по лицу.
– Какая же ты идиотка, Ри! – вздыхаю.
Всю ночь не могла уснуть, а стоило провалиться в дрему, как перед глазами всплывали серебристые глаза безбашенного убийцы, который не побоялся поцеловать…
От воспоминаний кожу начинает покалывать и внутри, внизу живота ощущается странная пустота.
– Приди в себя! – негодуя щипаю себя за запястье и вскрикиваю. Со мной творится что-то непонятное, словно я в горячке с мокрыми трусиками в придачу.
Меня бьет крупной дрожью от воспоминаний о поцелуях, царапающих губы. Пальцы сами поднимаются к губам и ощупывают, пытаясь поймать отголоски пережитого. Ласкаю себя, повторяя фантомные движения грубых мужских пальцев, задеваю соски…
Сладкая истома расползается внутри, и я ловлю себя на том, что не могу никак забыть ощущение пульсирующей горячей плоти, упирающейся в меня. Судя по всему, там просто огромное орудие…
– Мне нужен душ, – проговариваю скороговоркой и останавливаюсь рядом с круглым столом, в центре которого стоит ваза с сиренью, вдыхаю чудесный аромат фиолетово-белого букета.
Прикусываю губу. Из всех цветов мне полюбились именно эти, которые цветут раз в год и дают насладиться своим ароматом совсем недолго.
В этом есть определенная символичность. Люблю цветы, которые цветут летом и ненавижу это время года, потому что вынуждена возвращаться домой.
В Оксфорде я более-менее свободна. Меня с этим особняком океан разделяет и отцу сложно отслеживать мои передвижения.
Когда ты под сильным контролем, ты учишься его всячески обходить.
И я научилась.
Да, я никогда не позволяю себе ничего криминального. Заучка, часами зубрящая названия косточек на латыни, может только зубоскалить. Я не особо хожу по студенческим вечеринкам и пати, но все-таки вдали от Штатов у меня зыбкая иллюзия свободы…
Переспать ни с кем не хотелось и бунтую я лишь ночнушками, а не загулами, как мои подруги. За подобное отец скальп живьем сдерет и… это не образно выражаясь.
Да и я как-то равнодушна к этой стороне жизни. Была. До вчерашнего помутнения в машине…
Наконец, отлипаю от цветов и подхожу к панорамным балконным окнам, но вместо того, чтобы закрыть штору, как собиралась,