И тут Толика понесло:
– Новый Год… Центрально-Африканская Республика. 2014… Мы на крыше госпиталя устроили бар и дискотеку. Забирались по ржавой лестнице. У меня на жопе порвались штаны. Ягодицы вывалились. Спустился. зашил как мог. Опять поднялся на крышу. Все танцуют, вроде веселятся… Смотрю сверху – а во дворе госпиталя… человек 200-300 местные африканцы танцуют, празднуют – Новый Год! Жуаёз Ноэль!!! Только… ампутированные почти все – кто на одном костыле, кто на двух… Танцуют. Я… теряю интерес к нашим… бегу, спускаюсь по ржавой лестнице – я среди них. Кричат – доктёр Джон (меня так называют) , доктёр Джон! Жуаёз Ноэль!!! Нет рук, ног.
Танцуем. Я их целую. Они пахнут чёрным потом. Это как карандаши, особый пот. Я – танцую… Жуаёз Ноэль!!!
– Прямо Хемингуэй.
Вот я ему напомнила!
– Жизнь Хемингуэя на Кубе ( где я побывал очень много раз, но это отдельный разговор) – была вначале безоблачной. Жил на огромной вилле с охраной и девками. Ходил голым. Со временем у него развилось впечатление, что за ним следят. Его родственники убедили его, что у него – паранойя. Подвергли его лечению у психиатров и закончилось тем, что ему назначили электро-судорожную терапию. Это когда 1500 вольт пропускают через мозг. Потом временная потеря памяти и другие проблемы. Он не выдержал этого и покончил с собой.
Через время американцы рассекретили документы, и правда – за ним следили. Эрнст был прав.
Дальше Толика несло:
– Ахмет захватил техникал. Техникал – это что-то вроде тачанки в гражданскую. Тоёта с пулемётом в кузове. Война Тоёт… было такое… продолжать?
Хэмингуэй говоришь?
Так вот, сидит он в кабине, уложил лицом вниз водителя и фельдшера сжимает в руке АКСУ а сам страдает от боли в правой ноге – его на ампутацию уже за пару дней назад назначили, так как кость раздроблена и гниёт всё. Он хочет на этой машине вырваться за наш периметр и прорваться к своим. Он – не наш. Он – мусульманин. Молодой горячий мусульманин. А мы – всё не так как вас у нас а у вас не как у вас… Продолжать?
А у нас лежат мирно в палатах. Бывает бойцы с противоположных сторон в домино друг с другом играют. Не ссорятся. Временное перемирие. Но Ахмет – горяч. Он не верит в добро. У него – газават!
Сплю я с телефоном под ухом, телефон вызывает. Выхожу смотрю – беда. Мне начмед говорит – он твой. Я – ну как же так? Надо же бойцов позвать? Он – так они ж его застрелят. В общем я подползаю в слепом угле к техникал, забираю у Ахмета АКСУ и даю приказ привязать его к кровати. Только прошу бинты помягче. Звоню Имаму мусульманскому, прошу повлияйте на него, пусть больше не воюет. Иду ругаюсь к старому французскому хирургу, котрорый сам без ноги – протез поутру как валенок одевает… Требую – ногу не ампутируем, а спасаем – человек молодой, ему нога нужна. Он, крякнув и причесав свою седую чёлку, сказал – да фа фэр футр (пошёл ты нах*) – но ногу спас Ахмету. На утро Ахмета отвязали от кровати его друзья… Продолжать?
Я тебя понимаю. ты – посвящаешь себя детям. я не умею так. надеюсь ты меня простишь.
Мы