Наконец все имевшиеся в карманах наличные мелкие деньги раздали, и кучер лихо подстегнул лошадей. Те застоялись и сразу поехали резво.
– Ты, поди думаешь, что облагодетельствовала их? – сухо поинтересовался Ухтомцев и прибавил: – Довольна? А ведь ты сейчас загубила в этих людях стремление к другой, лучшей жизни.
– Ты не прав, – сказала она, догадавшись, куда он клонит.
– Прав. А знаешь, почему?
Она пожала плечами, решив дать ему возможность выговориться.
– Да потому, что давать пьяницам и бродягам деньги, значит испортить их и развратить ещё больше, – снисходительно пояснил Иван Кузьмич. И добавил поучительно: – Хорошо, если они твою помощь до дома-то донесут. А нет, так ведь в кабак побегут и там всё пропьют. Потом такой изверг вернётся к себе домой и начнёт дебоширить: посуду побьет, мебель сокрушит, не дай бог, свою жену изобьет, а если бедная увернется, то начнет ее гонять по двору. И заметь, несчастная баба, не зная имени своего «благодетеля», позволившего её извергу напиться, станет тебя на чем свет стоит проклинать. А не дала бы ты ему денег, глядишь, и вернулся бы он трезвый. А в итоге именно ты, благодетельница, и окажешься виноватой в её страданиях. Вот она, цена твоего благодеяния, – язвительно заключил он.
3
Муж глядел с видом торжествующего превосходства, и Ольга с горечью заметила:
– Ты жесток и высокомерен к этим людям. Не думай, что я не понимаю тебя. А для меня благодеяние не нуждается в оправдании. Вот ты миллионер, а так злобно рассуждаешь сейчас о бедных, потому что сам сидишь в хорошем экипаже, одет в дорогой костюм, на ногах у тебя добротные кожаные сапоги, имеешь в банке миллионы. А если бы ты оказался на их месте, на дне, то понял, как унизительно любому бедняку, и тем более нищему, просить подаяние.
Она замолчала, взволнованно переведя дыхание.
– Разжалобить меня хочешь или хочешь, чтобы я тоже стал бедным? – с сарказмом спросил он.
– Ну, зачем ты так…
– Да кто ж тебя знает, – пожал он плечами. Подумал и уверенно прибавил:
– Запомни: я никогда не окажусь на дне, хоть ты это мне и желаешь. А вот тебе я, пожалуй, урежу со следующего месяца сумму на всякие твои дамские штучки: ленты и шляпки. Избавлю, так сказать, твою совесть от тяжёлого денежного обременения. Ну что? Съела? – и довольно хохотнул.
– Как хочешь. – спокойно сказала она.
Ее невозмутимость и уверенность в собственной правоте только ещё