Исполнительные глаза Гриши-стража гипнотизировали выходное стальное отверстие короткоствольного приспособления, которое я вначале несколько легкомысленно-фамильярно окрестил «шампуром».
Неизвестно по какой такой логике, но я занялся самым дешевым шантажом, приспособив для устрашения конфискованный пистолет-пулемет моего личного охранника, – пусть душа его не обижается на меня.
– Григорий, я вижу, тебе приглянулась эта игрушка, – подал я голос, в котором звучали самые доброжелательные нотки (никогда не предполагал за собой садистические заигрывания). – Гриша, мальчик, я с доброй завистью наблюдал за твоими доблестными… Лучше не шевелиться – игрушка заряжена. Расклад такой: твои коллеги как бы вздремнули, а ты как бы… еще не успел. Мои условия: не желаешь спать – переходишь на мою сторону…
В какой-то из своих внутренних реплик я успел оговориться насчет Гриши-стража: мол, мальчик далеко не птенец, потому что этот мальчик после моих добросердечных слов о его предполагаемом предательстве вместо мыслительного неторопливого анализа самым недвусмысленным образом преобразился в дикого, невоспитанного людоеда, предки которого не погнушались жилистой сухостойной стати морехода и англичанина мистера Кука.
То есть пока я с интеллигентской садистической усмешкой вел дипломатическую беседу-монолог с Гришей, мозг последнего растерял последние остатки личной безопасности, предохранительный инстинкт извратился и подал невразумительную команду: скушать врага вместе с его заряженной игрушкой!
И Гриша, не давая мне секунды на размышление, всей своей тренированной мышечной массой вбросился в форточку, предварительно сделав руки по швам, и в коротком полете ласточкой внутрь лимузина успел-таки, подлец, прихватить своей зубастой, усаженной стальными фиксами и мостами (еще в момент моего полонения я эти зубы успел запечатлеть) пастью хрупкий вороненый короткопалый ствол пистолета-пулемета. И, не давая мне опомниться, мощным движением молодецкой шеи вырвал и отбросил смертоносную игрушку куда-то вниз, в сведенные трупным окостенением расставленные колени холодеющего командира.
Вот это я понимаю подготовочка… Вот они кадры настоящих бойцов! Умудрился я восхититься людоедской сноровкой мальчика, который, стиснутый чужеземными рамками дверной форточки, успел почти до пояса пропихнуть себя внутрь салона, всем своим аппетитным видом докладывая мне, что мудачок-мужичок – это покамест цветочки, а ягодки будут первый сорт…
И в подтверждение этого его стальная клацкающая, изголодавшаяся пасть зарыскала в мою сторону, непременно ища мой нежный, разом вспотевший кадык.
Меня же эта предмогильная увертюра занимала все больше и больше. Ну-ну, сторож Гриша, покажи,