Он удивленно задрал брови и обиженно ответил:
– Это же я! – и потянулся обнять Катьку, но получил яростный пинок в голень.
Рома взвыл от боли и чуть не отпустил активно сопротивляющуюся девушку, но инстинктивно увернулся от следующего выпада и жёстко встряхнул брыкающуюся бывшую.
– Я тебя не трону, не трону! – выдохнул в изящное ухо и в один приём уложил её лицом в пол, заботливо целя в валяющийся матрас, а не на покрытый толстым слоем пыли и очевидно твёрдый паркет. Даже не углубляясь во всякие смысловые дебри, Рома категорически не хотел, чтобы она поранилась, и не воспринимал Катьку, как врага. Она просто ошиблась. Запуталась. Поверила во всякую чушь. Всё можно исправить.
– Тогда отпусти, – зашипела Катька и снова попробовала вырваться из цепких объятий. Барышня с характером, сдаваться не в её правилах! За это она ему всегда и нравилась. С детства, сколько он себя помнил.
– Не могу, ты дерёшься, – парировал Рома и на всякий случай придавил коленом хребет, трогательно проступающий под задравшейся майкой. Даже в поверженном состоянии она была красива, как образцовая фурия с плакатов, заманивающих на примитивнейший из боевиков. – А ещё ты очень шумишь и привлекаешь охотников со всего района. Жить надоело, что ли? – повторил вслух вопрос, адресованный ранее самому себе.
Катька крепко выругалась, но примирительно зашептала:
– Ладно, молчу. И чего ты хочешь от меня? Чего медлишь-то?
– Разве не ясно? Надо поговорить. Это же я, Кать. Как ты можешь вот так?
– Издеваешься? – она возмущённо дёрнула шеей и закашлялась.
Рома старательно избегал смотреть на приятные изгибы и длинные голые ноги, весьма чувствительно напоминающие, как давно он был одинок, так что скептически хмыкнул, достал из кармана пластиковые хомутики и бережно стянул на запястьях, сведённых вместе, а потом педантично зафиксировал и лодыжки. По крайней мере, так она не сбежит в ту же секунду, как он отвернётся.
– Нормально, не жмёт? – он медленно убрал колено и с беспокойством склонился над обездвиженной Катькой, от души надеясь, что она не будет слишком злиться из-за элементарной предосторожности. В конце концов, на его месте любой, включая саму гостью, действовал бы так же. Такие уж теперь нравы.
Рома ожидал чего угодно – всплеска ненависти или откровенного презрения, но в Катьке будто что-то щёлкнуло и пылающие гневом глаза вдруг стали абсолютно пустыми и безжизненными. И Рома с досадой признал, что так ещё хуже.
– Я просто хочу убедиться, что ты не наделаешь глупостей, – и совершил первую по-настоящему серьёзную ошибку, позволив себе поддаться порыву и робко коснуться этой удивительно тёплой на ощупь кожи, усеянной бисеринами пота. Оправдать нелепый жест необходимостью было бы невозможно, да и Катька предсказуемо отпрянула, бросив полный недоумения взгляд, несколько смазанный её незавидным положением.
Узнавание обрушилось на Ромку, как таран. Он уже видел у неё похожий взгляд.
Ромка