Глава вторая
У пылающего очага суетилась толстая кухарка Катаруцца. Ей помогала молоденькая Занина.
– Эй! – крикнул Марко с порога. – Эй, Занина! Дай-ка мне быстрее поесть!
– Опять бежишь к своим беспутным друзьям? Господи, помилуй! Ну, ничего, скоро уж тебя женят. Вот и придется в лавке тестя с утра до вечера взвешивать да отмерять…
Занина постоянно шутила и посмеивалась над ним. Марко волновали ее лукавые взгляды. Он невольно краснел и следил исподтишка за каждым движением стройной девушки.
Занина поставила перед ним тарелку с жареной рыбой, мелко нарезанным луком и солеными оливками. Положила рядом хлебец. Придвинула локтем глиняный кувшичник с вином и вызывающе подбоченилась.
Оглянувшись на Катаруццу, Марко неожиданно решился и хотел обнять девушку, но она только фыркнула:
– Вот еще! Не очень-то распускай руки!
– Ты обижена на меня, Занина?
– Я обижена?! Да за кого ты меня принимаешь! Не так-то легко меня обидеть.
– Сегодня я буду ждать тебя у монастыря…
– Скорее я провалюсь ко всем чертям, чем приду! Святая Инесса, спаси меня от греха!
– Клянусь моим патроном, монсиньором святым Марком…
– Господи, да что мне до твоих клятв! Я ведь не рабыня, а дочь венецианского гражданина, ты не забыл? Вот станешь купцом, купишь себе покорных рабынь, не умеющих и слова молвить на христианском наречии, ими и помыкай.
Они говорили сквозь зубы, неразборчивым быстрым шепотом, но кухарка все расслышала опытным ухом сплетницы и ехидно захихикала.
– Погоди, Занина…
– Но, Марко…
– Я все равно приду…
– И напрасно!
Отворилась дверь, шелестя камчатым платьем, вошла донна Флора – сохранившая свежесть, дородная сорокалетняя матрона.
Марко и служанки поклонились смиренно. Донна Флора испробовала стряпню, поморщилась и принялась сердито выговаривать Катаруцце – ясно, что хозяйка встала не с той ноги! Обиженно сопя, Катаруцца с грохотом передвигала кастрюли.
Марко торопливо налил в стакан вина, запил рыбу, а руки вытер о штаны. Занина норовисто постукивала каблучком, с трудом удерживаясь от смеха.
Донна Флора разбушевалась.
– Трепаная мочалка! Собака паршивая! Лентяйка! – поносила она кухарку. Дальше следовали выражения, застревавшие в горле у ханжей, а в судебных разбирательствах объявлявшиеся богохульствами, но венецианцы, венецианки – и в том числе донна Флора – употребляли их каждую минуту с большой энергией.
Наконец, оставив Катаруццу в покое, донна Флора искоса посмотрела на племянника и Занину.
Ничего