– Допрыгаешься, Патрик! – прошипел граф, делая вид, что не замечает, как нервно прыснули в кулачки обе его дамы. – Однажды твоя пустая башка украсит Небесную стену! – Он сорвал с головы корону и, скомкав, бросил под ноги Шуту. Желваки на лице у Майры ходили ходуном, когда он круто развернулся и вышел вон. Эхо его шагов гулко разнеслось по анфиладам комнат, уходящих от тронного зала вглубь дворца.
Одна из фрейлин немедленно поспешила за графом – утешать. А вторая поддела туфелькой остатки головного убора и бросила на Шута заинтересованный взгляд. Она не так давно попала ко двору, имела хорошее покровительство и могла не бояться гнева Майры. По какой-то причине Шут показался ей интересней прежнего собеседника.
Господин Патрик всегда нравился дамам, хотя они и не могли толком понять, как вести себя с ним и чего ожидать от чудака с бубенцами. Но чудак был молод и вполне мил на их погляд, хотя вовсе не походил на тех широкоплечих героев, что обычно воспеваются в балладах. Его вечные загадки и дерзости на грани дозволенного не могли оставить дворцовых прелестниц равнодушными. Впрочем, ни одна из них не воспринимала господина Патрика всерьез. Поиграть, повеселиться – это сколько угодно. Потом шептаться по углам, какой он забавный и какие восхитительно неприличные у него шутки! Шут доподлинно знал, что среди девиц ходили красочные слухи о его якобы распутстве. Но, по правде сказать, ни одна из них не могла похвалиться, будто почивала в постели у королевского любимчика. Когда в рассказах дело доходило до главного момента, дамы закатывали глаза и начинали нести невероятную чушь. Бредовые эти рассказы цеплялись один за другой, множились, обретая все новые и новые детали. Никто не пытался найти концов правды, и Шута это устраивало. Сомнительный образ покорителя сердец давал ему ряд ценных преимуществ, особенно по части сбора информации.
– А что, господин Патрик, вы и впрямь так радеете за короля? – невинно спросила фрейлина, когда шаги графа затихли.
«Еще одна авантюристка», – с грустью подумал Шут, глядя в соблазняюще-откровенные зеленые глаза.
Он ответил девице одной из тех улыбок, которые в свое время долго оттачивал перед зеркалом, – лукавой усмешкой сердцееда, уверенного в своей неотразимой притягательности.
Придворным дамам более всего нравилось, когда он вел себя именно так, хотя в действительности Шута мало влекли любовные забавы. Все эти баронессы, графини и маркизы казались одинаковыми: если не пустоголовыми, то, наоборот, слишком расчетливыми. Их привлекала только внешняя необычность Шута да еще его приближенность к королю. Для того чтобы окончательно убедиться в этом, ему понадобилось почти два года. Два года пустых надежд найти родственную душу во дворце.
– Да разве ж вам это интересно? – продолжая улыбаться, он наклонился подобрать обломки короны. – Давайте