– Как приятно это слышать. Я прекрасно понимаю тебя: ты настолько счастлива в браке, что тебе хочется превозносить любовь и семейное счастье. Вы с Джейн в один голос поете об одном и том же, но я не похожа на вас. Ты же знаешь, у меня нет ни капли сентиментальности. Вот поэтому я прекрасно полажу с герцогом Норландом.
В будущем Сесили хотела жить так, как ей хочется, – свободно, не стесняемая никакими ограничениями, но и не переступая дозволенных границ для слабого пола. Давным-давно она решила, что судьба, которую ей уготовили родители, вполне ее устраивает. Титул герцогини позволял не только жить в свое удовольствие, но и пользоваться большим влиянием и привилегиями. Сесили, будущая герцогиня Норланд, решила этим воспользоваться, но не столько ради себя, сколько на благо тех многих несчастных женщин, судьба которых сложилась не так удачно, как ее собственная.
Разумеется, даже герцогине некоторые проступки тоже не могли легко сойти с рук. Но поскольку большую часть этих прегрешений совершали презренные распутные женщины, вроде Лавинии, вместе с такими же жалкими распутниками, то с этой стороны Сесили считала себя неуязвимой.
– Дорогая, полюбив кого-нибудь, ты не станешь слабее, – ласково сказала Розамунда.
Сесили передернула плечами с видом, мол, мне это не за чем. О, как она ненавидела это чувство сожаления в небесно-голубых глазах Розамунды. В какой-то миг ей даже захотелось ударить кузину, причинить ей боль точно так же, как та сделала больно ей, Сесили.
Однако она быстро подавила внутри себя это чисто детское желание. Ведь Розамунда не хотела ее обидеть, а сама Сесили никогда не пошла бы на то, чтобы сознательно причинить боль самой близкой подруге.
Впрочем, так было не всегда. После кончины брата Сесили отчаянно боролась с дружбой, которую предлагали ей кузины и кузены Уэструдер. В то время Сесили держалась обособленно, была очень раздражительной и вспыльчивой, капризничала, с ней не было никакого сладу.
Но даже в самые худшие минуты ни Розамунда, ни Джейн, ни мальчики никогда не оставляли ее наедине со своим горем. Они дразнили ее, приставали, шутили, словно она была настоящим членом их семьи, одаряя в редкие драгоценные мгновения теплом доброты и отзывчивости. Небольшая группа привилегированных детей, крепко державшихся друг за друга, так как не было больше никого в мире, кто любил бы их, кто относился бы к ним с теплом и лаской.
Они с Сесили были одной плоти и крови. Они были единственными людьми на свете, которых она беззаветно любила. Казалось, что их соединяли неразрывные узы. Если и было на свете что-то, во что она верила и на что могла безоговорочно положиться, то это, вне всякого сомнения, крепость родственных уз. Сесили верила только им и герцогу Монфору.
С привычной беззаботностью она пожала плечами.
– Если я полюблю, то не позволю, чтобы кто-то имел надо мной безграничную власть, над телом и душой. Розамунда, я слеплена из иного теста, это не для меня.
– Как интересно, почти то же самое говорила мне Тибби утром в день нашего венчания