Здесь трактирщика прервали гортанные звуки, доносившиеся с той стороны, где восседал почтенный Рамм Рапли. Звуки эти свидетельствовали о том, что он трудится над какою-то мыслью, а это было событием из ряду вон выходящим. И так как он был лицом слишком значительным и благоразумный трактирщик не мог позволить себе по отношению к нему неучтивости, он почтительно замолчал, дабы дать Рамму возможность высказать свое мнение. Дородное тело этого могущественного бюргера обнаруживало те же симптомы, что и вулкан в момент извержения. Сначала наблюдалось некоторое подрагивание живота, не лишенное сходства с землетрясением; затем из кратера, то есть из его рта, вырвалось облако густого табачного дыма; далее последовало какое-то клокотанье в горле, точно родившаяся в его мозгу мысль пробивала себе дорогу сквозь царство мокроты; потом прорвалось несколько отрывочных восклицаний, долженствовавших выразить эту мысль, но так и не выразивших ее, ибо их прервал кашель, и, наконец, прозвучал его голос. Он говорил медленно, но совершенно непререкаемо, как человек, который ощущает вес своего кошелька, если не вескость собственной мысли; каждая порция его речи сопровождалась продолжительным «пуф»! и следовавшим за ним клубом табачного дыма.
– Кто там болтает, что старый Питер Стюйвезент бродит ночами? – Пуф!
– Как это люди не уважают решительно никого? – Пуф, пуф! – Питер Стюйвезент сумел бы лучше распорядиться своими деньгами, чем закопать их в землю. – Пуф! – Я знаю семью Стюйвезентов. – Пуф! – Каждого из них. – Пуф! – Во всей провинции нет более почтенной семьи. – Пуф! – Старожилы!
– Пуф! – Рачительные хозяева! – Пуф! – И ничего общего с вашими выскочками! – Пуф, пуф, пуф! – И не смейте говорить мне о том, что Питер Стюйвезент бродит ночами! – Пуф, пуф, пуф, пуф!
Тут грозный Рамм нахмурил чело и сжал рот с такой силою, что у обоих углов его легли резкие складки; он принялся курить, да так яростно, что вокруг его головы вскоре собралась облачная завеса вроде той, что окружает вершину Этны, когда она начинает куриться.
Эта внезапная отповедь со стороны столь богатого человека водворила среди присутствующих гробовое молчание. Впрочем, сама тема была до того интересна, что никто не хотел от нее отказываться, и беседа мало-помалу возобновилась. Первое слово сорвалось с уст Пичи Прау ван Хука, так сказать, присяжного историографа клуба, одного из тех нудных, болтливых стариков, которые, как кажется, на старости лет начинают страдать недержанием речи.
Пичи мог рассказать за один вечер столько историй, сколько его слушатели могли бы переварить в течение месяца. Итак, он возобновил разговор с утверждения, что, по его сведениям, в разное время во многих местах их острова было выкопано множество кладов. Счастливцы, которым удалось их откопать, неизменно