Я замолчал, молчали и остальные. И лишь косенькая шепотом спросила:
– Ну, а дальше? Что было дальше?..
Состояние, похожее на испуг, которое часто возникает во сне, видимо разбудило меня, я открыл глаза и обнаружил, что нахожусь по-прежнему в своей московской квартире, а на краешке моей кровати сидит Митя.
– Проснулся? – с непонятной грустью произнес он. – Ну и что тебе снилось? – спросил он без выражения. Похоже, его больше интересовало, помню ли я то, что видел во сне.
– Париж, моя мастерская, похороны Ивана, – сквозь неотступную дрему прошептал я непослушными губами.
– А-а, – протянул Митяй. – Ну и где это было? – спросил он, как будто проверяя меня. – Небось, отпевали, как и меня, в православной церкви? – И не дожидаясь ответа, сказал виновато и с сожалением: – Ты знаешь, меня, правда, в детстве крестила нянька…
– Тебе будет снисхождение, – сказал я.
В ответ послышалось монотонное посасывание и хруст, издаваемые Митей. Он, как обычно, грызя сахар и усмехаясь, удалялся в небытие, туда, куда ушел в прошлый раз.
Я лежал, вытянувшись на постели, а в голове у меня мелькали мысли: «Почему Митя и Лука без конца пытаются узнать, все ли я помню, как будто хотят напугать меня. Если я вспомню… а если не вспомню… И этот Совет, который будет решать… Что решать? Кто они? Если эти люди живут в антимире, это совсем не означает, что они святые. Да и вообще, чем Совет отличается от ЖЭКа? Ну, собрались люди, сели за стол… И что дальше?»
Я попытался представить стол заседаний, потертую скатерть… Но картинка вырисовывалась неясно. Перед глазами стояла «Тайная вечеря» Леонардо. Безусловно, мне бы хотелось, чтобы именно так выглядел Совет, но я прекрасно понимал, что этой божественности и духовности не будет.
Кроме того, меня вдруг снова начали беспокоить слова Луки о моем диагнозе. В конце концов, надо понять, чего я хочу? Безропотно остаться здесь, если я мертв, или валить по-быстрому, если живой?
Снова и снова я перебирал варианты, но ничего путного мне в голову не приходило. Единственно, к чему я пришел, это к парадоксу народной мудрости о шиле и мыле. Что же касается предостережения Мити по поводу моей способности ничего не помнить, это вообще не проблема, я помнил практически все.
Ведь забывчивостью я не страдал