– Кто?
– Не притворяйся! – неожиданно резко сказала она. – Алкаш, о чем он говорил?
– Да я откуда знаю! Ты же видела, он пьяный!
– Нет, он не пьяный, – покачала головой Тоня. – Он все прекрасно понимает. Что он имел в виду, когда про кости говорил?
– Про какие кости?!
– На которых мы спим, Витя.
Тоня остановилась посреди дороги, и Виктор вынужден был встать.
– Так что за слова были про кости, на которых мы спим? Что, в нашем доме кто-то умер? Поэтому ты мне не рассказываешь про детей, которые там жили, да?
– Ну все, хватит! – не выдержал и повысил голос он. – Не рассказываю я тебе, потому что сам толком ничего не знаю, а сплетни пересказывать не хочу. Поняла меня? Я тебе не бабка Степанида, которая всем косточки перемывает вместе с теткой Шурой! Никаких детей в доме не умирало. А ты что, истеричкой решила заделаться, алкоголиков начинаешь слушать? Давай я тебе еще цыган позову, они погадают – хочешь, по ладошке, хочешь, по колоде. Ну как, согласна?
Тоня молча посмотрела на него и пошла назад. Через несколько шагов она обернулась и сказала, не глядя на мужа:
– Ты иди погуляй, а я домой. Устала.
Виктор, глядя ей вслед, только головой покачал. Что на нее сегодня нашло?
Дома Тоня прошла по комнатам, пристально осматривая их. У нее мелькнула мысль подняться в мансарду, но она понимала: это бессмысленно. Что она хочет выяснить? Виктор сказал, что в доме никто не умирал. А даже если бы и умер, что тут такого? Тоня прекрасно понимала, что почти в любом доме кто-нибудь да умер, так что ж теперь, в домах не жить?
Она вышла в сад. Уже чувствовалось дыхание осени. Яблоки висели на ветках, валялись на земле, краснели в траве, а маленькая рябинка перед окном вся была покрыта алыми гроздьями. Тоня сорвала несколько горьких ягод и разжевала. Ей хотелось посидеть, ничего не делая, но она понимала, что не может себе этого позволить: нужно работать. Для начала, решила она, надо разобрать комод, которым Витя брезгует. Она вспомнила стычку с мужем и нахмурилась: раньше у них такого не было. Они, конечно, ссорились иногда, но обычно по более серьезным причинам, чем сегодня. Нужно себя в руках держать, укоризненно сказала сама себе Тоня. И вернулась в дом.
Нижние два ящика были забиты старыми полотенцами, простынями, изветшавшими до дыр, какими-то тряпками, которые, видимо, собирались использовать в качестве поломойных. На дне лежали старые газеты, а в дальнем углу второго ящика Тоня нашла пожелтевший от старости кусок бумаги, похожий на часть письма, на котором смогла разобрать только: «И тебе, и твоим дорогим детям желаем счастья и радости, а главное – здоровья в новом году. С любовью…», и дальше неразборчиво.
Тоня представила себе людей, обитавших здесь, – родителей, бабушек, дедушек, детей, внуков… Дом был построен на две семьи, и те, кто возводил его, рассчитывали, что он будет служить им долго и верно. Но сейчас в нем было тихо. Даже когда Виктор по вечерам возвращался домой, казалось, что его голос не может рассеять