Рондо. Маргарита Гремпель

даже в 16 лет. Смотрели соотношение шейки к телу матки именно так, потому что у девственниц посмотреть по-другому невозможно, чтобы не повредить и не нарушить той самой целости плевы. То есть, чтобы не разорвать ее, а потом не попасть еще под суд за лишение чести и достоинства малолетней девочки во время проведения медицинских манипуляций. Я поймал себя опять на подлой мысли – может, нашей оплошности и ждала и на нее надеялась, и рассчитывала мать, Анастасия Петровна, что мы порвем неосторожно девственную плеву ее дочери… Как же надо ненавидеть своего мужа, чтобы согласиться на такое развитие событий, пожертвовать невинностью, а может даже судьбой своего чада. Или, может, здесь дочь жертвовала собой ради благополучия и спокойствия матери. Переживала и убивалась за нее, за ее лучшую долю, за ее счастье и дальнейшую жизнь.

      Я стал отгонять от себя дурацкие мысли, чувствуя, что во мне зреет злость и странное, необъяснимое, недоверие. Светлана Анатольевна заметила мои сомнения. Она была честная и бескорыстная. Проработала всю жизнь за маленькую зарплату, не выходила из больницы и днем и ночью. Спасала жизни и здоровье самой прекрасной половине человечества – женщинам. По ее совету мы поднялись этажом выше, где работала дежурантом уже дочь.

      – Сходите, Сергей Петрович! Они молодые! Больше нашего знают! У них свежие знания, голова еще не остыла от учебы! После ординатуры. И сам случай – интересный. До пенсии далеко. Практика сейчас – все! – стояли у меня в голове ее слова, какими убеждала меня заботливая наставница своего чада.

      Дочь ее – Пичугина Валентина Петровна. Я снова почему-то неспроста и не случайно отреагировал на это «П», на букву, с которой начинается ее отчество. Хотя к Валентине Петровне оно не имело никакого отношения. Навязчивая, злополучная мысль появилась у меня в настоящий день намного раньше, как только я почувствовал фальшь в рассказах маленькой бестии. На такую букву начиналось много плохих слов, когда вся история с Маскаевой стала обрастать и пахнуть плесенью, предательством, подлогом. И в то же время нельзя было исключить здесь других вариантов, как лжи, так и правды – о педофилии – но все равно все оно опять начиналось на букву «п».

      Валентина Петровна оказалась такой же высокой, плотной, я бы даже сказал, с виду мощной и физически крепкой, как и сама Светлана Анатольевна – ее мать, трудоголик по жизни. Кожа лица у дочери выдалась ей гладкой, с очень легким желтоватым оттенком, как у недозревшего персика. А черты лица, скажем, выглядели не так уж выигрышными, явно не кукольноподобными, чем, собственно, и сама Светлана Анатольевна не отличалась. Черты лица, как и фигуры, у обеих от природы крупные, но не портившие общее мужское впечатление о них, как о женщинах.

      – Что же вас здесь смущает, Сергей Петрович? – удивилась Валентина Петровна. Молодая и непосредственная. Со вспыхнувшим румянцем на щеках. Непонятно лишь стало, он появился от усердия, с каким она делала свою работу, а здесь она была похожа на мать, то ли оттого, что я старше ее в два раза, и она не понимала моих сомнений в совершенно