Старик как заведенный подбрасывал, подбрасывал и подбрасывал апельсины, и даже когда один из помощников фокусника перехватил плоды и убрал их на подставку, его руки продолжали двигаться, словно не случилось ничего необычного.
Кто-то рассмеялся, и маэстро Марлини приложил палец к губам, а его натянувший перчатки ассистент вдруг ухватил горящие шары и перекинул их погруженному в транс добровольцу. Тот подмены не заметил и начал жонглировать ими, как жонглировал ранее апельсинами. Зал так и ахнул.
– Боль у нас в голове, – заявил тем временем гипнотизер. – Но способности разума и тела безграничны! Никакой мистики, никакой магии! Одно лишь научное знание! – Он оглянулся на жонглера и с улыбкой продолжил: – Мы неоправданно обделили вниманием наших очаровательных дам. Найдется ли среди зрительниц отважная госпожа…
Прежде чем он успел продолжить, на арену вышла стройная девушка, и у меня заныло сердце. Я узнал ее. К фокуснику подошла Елизавета-Мария фон Нальц, дочь главного инспектора и любовь всей моей жизни.
– О! Ценю в людях решительность, прекрасная мадемуазель! – рассмеялся маэстро Марлини, поцеловал ей ручку и ловко стянул перчатку с тонкой девичьей кисти. – Никаких фокусов! – объявил он и провел рукой перед лицом Елизаветы-Марии, а потом вдруг проткнул ее ладонь длинной спицей.
Все так и ахнули, а я и вовсе вскочил с места.
– Сядь, – дернул меня обратно Альберт. – Успокойся, я уже видел этот номер.
Номер? Спица пронзила руку насквозь!
Мне сделалось дурно.
– Боль в наших головах! – наставительно повторил гипнотизер, осторожно вытащил спицу и отработанным до автоматизма щелчком пальцев развеял транс.
Елизавета-Мария с изумлением осмотрела свою ладонь, чмокнула фокусника в щеку и поспешила на свое место.
– Вот видишь, – флегматично заметил Альберт Брандт. – Фокус!
В этот момент шестеро подсобных рабочих вынесли на сцену длинные носилки, засыпанные раскаленными углями. Верхний свет притушили, импровизированная дорожка отливала в полумраке недобрым алым свечением. Брошенный на угли бумажный листок быстро почернел, свернулся и загорелся.
– В зале могут быть подсадные акробаты и жонглеры, а мадемуазель, не исключено, относится к тем уникальным людям, что не чувствуют боли вовсе, но угли – это другое дело. Надеюсь, никто не подумает, будто я специально выписал для этого номера индийского йога?
Зал ответил смехом, но как-то неуверенно. Все ждали кульминации.
– Есть добровольцы? Нужны два человека! – повысил голос маэстро Марлини. – Не беспокойтесь, мы оплатим лечение!
На этот раз рассмеялись зрители совсем уж нервно.
В итоге на сцену вышли двое: рослый юноша в потрепанном костюме с задних рядов и манерный