– А посмотрите, сколько здесь ошибок-то, – возмущалась и возмущалась учительница по русскому языку, перелистывая перед удрученным лицом матери листы моей «поэмы» про Марфу и Федора.
Но если что и захватило меня в юные годы, так это запах канифоли, таинственные прямоугольники конденсаторов и трубочки сопротивлений, не говоря уже о завораживающих огоньках радиоламп. Из всего этого материала, оказывается, можно было спаять говорящую голосом диктора всесоюзного радио хитроумную штуковину. Ясно, что не хватало мне времени на школу.
К тому же увлекался я книгами. Вот смотрю сейчас свои конспекты тех школьных лет: выписки из произведений Ф. М. Достоевского – моего любимейшего писателя; «Очарованный странник» и «Запечатленный ангел» Н. С. Лескова; «Страдания юного Вернера» И. В. Гете и другие.
Среди них и более двадцати мелко исписанных страниц – особо приглянувшиеся места из книги Этьен де Сенанкура «Оберман», написанной почти 200 лет назад.
«Я заглянул в себя, осмотрелся вокруг, – читаю отзвучавшее во мне тогда, – я спрашивал людей, чувствуют ли они подобное мне; я вопрошал, отвечает ли окружающий мир моим наклонностям; и я увидел, что нет согласия между мною и обществом, между моими потребностями и тем, что создано им… Силою воображения я пытался облагородить многообразные предметы, привлекающие людские страсти, и ту химерическую цель, которой люди посвящают свою жизнь.
Я хотел это сделать и не мог.
Почему земля представляется мне столь унылой?
Мне не дано насытится, ибо я повсюду нахожу пустоту».
И я думаю сейчас, что эти строки из Сенанкура, выписанные в тетрадь более 40 лет назад, стали для меня почти пророческими.
Из заводских лет не уходит из памяти плотный красивый парень. Станок его стоял перед моим – и я постоянно видел его со спины, удивляясь той легкости и виртуозности, с какой он управлялся с железом или латунью, превращая их в замысловатые и красивые штуковины, так необходимые зачем-то кораблям, которые наш завод строил. Всегда этот парень был в шляпе и в галстуке, всегда опрятен и с чистыми руками, не в пример моим – замасленным.
А как шикарно он мог после обеда, на третье, если состоялся спор или соревнование на эту тему с ним, выпить, небрежно развалясь и обмахиваясь широкополой шляпой, 10 стаканов компота. Соперника в туалет несут, а он – как ни в чем не бывало.
И женщина помнится – молодая, в рабочем халате. Фигура не удалась у нее, но небесного цвета глаза и форма лица меня поражали. И когда в цеховом ларьке мы оказывались в одной очереди за кефиром, каждый раз сокрушался я такому несоответствию в ней природы.
Да и часто так – форма цветет, а душа воняет.
Или напротив – прекрасная душа зажата в невзрачной форме.
Какая-то все же червоточинка зарыта в природных явлениях.
Мы же продолжаем упорствовать в своих заключениях: как внутри, так, мол, и снаружи; как на поверхности, так и