Например: ортодоксальное христианство, западничество Бенуа и его советского апологета Зильберштейна, уже выступавшего против Н.К., современные европоцентрические идеи, философский рационализм, волюнтаризм и, если да, то уточните – какого толка? Могут быть и совсем неожиданные причины, как-то: личные столкновения с не очень компетентными и очень ограниченными «поклонниками» Н.К. К сожалению, таковых немало. Ведь чем обширнее Храм, тем больше на его паперти юродивых. Не исключено, конечно, и совмещение нескольких перечисленных факторов. Если мы их умело прощупаем, то сможем и лучше ответить. Рад был, что в своем ответе таким поползновениям вы очень хорошо опровергли некоторые допущенные искусствоведом Б. Андреевым ошибки и лживые утверждения. Помните «Ловцу, входящему в лес»: «Из преследуемого сделайся ты нападающим. Как сильны нападающие и как бедны оправдывающиеся. Оставь защищаться другим. Ты нападай»… Если чем-то я смогу быть вам полезен в этом деле, то рассчитывайте на меня…
С Новосибирской конференцией, похожее, все налаживается. Так что осенью, возможно, свидимся» (февраль 1979).
Однако несколько ранее этого времени одна из групп рериховцев Академгородка распространила разработанный ею «Меморандум Международного Правительства», что сразу же приковало внимание органов госбезопасности не только к ним, но и ко всему Рериховскому движению. Началась его «усушка и утряска» – и не только в Сибири. Опасаясь обысков в Академгородке, мои единомышленники везли мне в Новосибирск не разрешенные еще к публикации ксерокопии или «манускрипты» на хранение – на всякий случай.
Некоторые из них до сих пор так и стоят в моем книжном шкафу.
Вот сейчас я просмотрел, в частности, данные мне тогда «Первоначальные сведения по оккультизму» Папюса и особенно мне понравившиеся «Древние мистерии», где титульный лист выцвел и год издания, как и само название, были уже неразличимы. Первый лист выцвел потому, что это были не совсем книги, а хорошо исполненные фотокопии, у которых сложенные пополам листы фотобумаги хорошо проклеены, аккуратно обрезаны и вставлены в плотную суконную обложку, а по корешку все это обшито кожимитом. Получились толстые, но прочные сооружения – действительно «фотокниги», а не как у меня – просто пачки фотобумаги.
По делу «Меморандума»[9] никого не посадили тогда, но нервы потрепали многим кандидатам и академикам. В связи с этим в начале апреля я получил от Павла Федоровича открытку:
«Очень давно не имел от вас весточек. Знаю о новосибирских делах, надеюсь, они обошли вас стороной.
Сообщите» (апрель 1979).
А в первых числах мая на мой срочный ответ пришло уже большое и подробное письмо от Павла Федоровича, в котором он детально анализировал ситуацию в Академгородке и ее последствия.
Кратко, конечно, не называя фамилий, могу лишь уведомить тебя,