– Да, царь, – ответили смиренно потупившиеся крестьяне.
Довольный своим назиданием, Роман почесал бородку и обратился к Олегу:
– Я за тобой, племянник. Ты ведь знаешь, почему я пришел?
Олег, конечно же, знал. Судьба новорожденной с отклонением была предрешена, и не позднее чем завтра жизнь его дочери должна закончиться. Юноша плелся за дядей и пытался понять, почему весьма почетную привилегию – сопровождение царя – он выполняет сегодня с такой унылой неохотой. Кажется, еще вчера он был бы весьма горд пройти по центральной улице и, безусловно, оказаться в центре внимания, но сегодня, переводя глаза с мощной дядиной шеи себе под ноги, молодой человек рассеянно посматривал на дома: саманные, деревянные, кирпичные. Редкие прохожие, главным образом – беспокойные крестьяне и ленивые рабы, шарахались в стороны, иногда до слуха Олега доносилось: «Доблесть и сила», но он не обращал на этот приветственный клич никакого внимания, поскольку шел рядом с царем, а тот лишь едва заметно кивал воинам. На сером, безукоризненно чистом плаще Романа почти во всю спину была вышита золотистая буква «L», которая двигалась в такт неровной походке. Наконец, показалось поле стадиона, где несколько десятков подростков из интерната, в основном парни, но изредка среди них мелькали и девушки, отрабатывали свой ужин. Олег по собственному опыту знал, что приходилось им нелегко.
У опытных воинов было немало хитростей, которые позволяли выиграть драгоценную секунду во время боя. Сейчас, выстроившись в два ряда, юные бойцы доводили до автоматизма работу с копьями. Конечно, во время тренировок, вместо тяжелого древка с железным наконечником, использовались просто шесты, но разбитые в кровь пальцы были самой малой платой за невнимательность. Суть упражнения заключалась в том, что боец во второй шеренге выкрикивал чье-то имя из стоявших впереди, одновременно с выкриком делая бросок. Названный должен был мгновенно сориентироваться, обернуться и поймать летящий шест. Этот прием требовал не только великолепной реакции, но и ловкости, помноженной на интуицию.
Над полем возвышался Храм Славы, и два его синих купола поблескивали в закатном солнце июльского дня. Раньше, до Великого Коллапса, это была обычная деревенская церковь, над розоватыми стенами которой возносились кресты. Но пришли другие времена, воскресли иные боги, кровавые, беспощадные, не ведающие ни жалости, ни милосердия, не прощающие ошибок; кресты куда-то подевались, а штукатурка цвета бледной зари – осыпалась. Здание потускнело, помрачнело обликом. Может, и ушла из него Божья благодать, как исчезли священники и канули в небытие иконы с изображениями святых, но смутное величие все еще витало рядом с этими стенами, а порядком выцветшая синь куполов привлекала взгляд.
Впрочем, Олег не загружал свою память такими ненужными словами, как «церковь», «благодать», «священники», «иконы», да и прочей белибердой минувшей