– Как бы Ритка не окочурилась раньше времени, – заметил на ходу Артур.
Но разговор на эту тему никто не поддержал.
Из-за живого груза на плечах Семена темп передвижения карателей замедлился почти до скорости размеренной ходьбы. Так преследователи прошли несколько километров.
Николай, понимая, что они начинают безнадежно отставать от беглеца, велел отряду остановиться. Семен свалил дикарку на дорогу, как куль с песком, и Николай вновь пообещал ей свободу.
– Ты меня все равно обманешь, урод, – прогнусавила атаманша. – Но я побегу, как ты желаешь, если ты прямо сейчас исполнишь одну мою маленькую прихоть.
– Какую? – Николай напрягся, чувствуя подвох.
– Ты сейчас при всех назовешь себя лысым мудаком и лакедемонским засранцем, – дикарка вытерла грязной шершавой ладонью кровь, сочащуюся из изуродованного носа, – и я побегу, а когда мы окажемся там, где вам нужно, можешь прострелить мне оба колена.
Кулаки старейшины непроизвольно сжались, а лицо побелело. Прикрыв веки, он сделал глубокий вдох.
– Ты чё, чума? – Артур опешил от такого наглого предложения. – Я тебе сейчас ствол в задницу засуну и весь магазин разряжу. Я тебя сейчас…
Но Николай вскинул руку с растопыренными пальцами, заставив этим жестом наследника замолчать.
– Даешь слово? – глаза мужчины буквально насквозь прожигали атаманшу.
– Даю, – ответила она, сплюнув кровью.
– Я, Николай, сын Алексея, старейшина Совета, – бывалый поисковик произносил слова отчетливо и громко, он умел подавить эмоции, личные обиды и амбиции во имя достижения цели, – являюсь лысым мудаком и лакедемонским засранцем.
Дикарка попыталась засмеяться, но закашлялась.
Артур отвернулся, чтобы товарищи, а особенно Николай, не увидели его лицо, расплывшееся в непроизвольной улыбке.
– Да, значит, я все-таки не зря прожила свою жизнь, коль услышала такое признание от самого старейшины, – хрипло прогнусавила атаманша. – Ради таких слов стоит увидеть Таганрог и умереть.
Место было необычным: за серым забором виднелось здание, очень похожее на Храм Славы Лакедемона. Но оно имело только один купол, и не синего, а золотого цвета. Из купола торчал накренившийся вбок крест с двумя поперечинами.
«Что