Женщина радушно улыбнулась гостям и протянула руку:
– Меня зовут Алёна, Алёна Первая. А тебя я знаю, ты Олег…
– Откуда ты можешь знать меня? И что за странное имя ты носишь? – спросил юноша, стараясь за высокомерием скрыть охватившую его робость.
Женщина зашлась неестественным, с нотками бесстыдства смехом.
– Я знаю в Лакедемоне многих: и мужчин, и женщин, и воинов, и крестьян, и даже рабов – всех, одним словом. Но все же мужчин я знаю несколько лучше, чем женщин, а воинов – намного лучше, чем крестьян. Работа у меня такая.
– Почему ты Алёна Первая? – продолжал настаивать Олег, привыкший получать ответы на свои вопросы.
Женщина снова засмеялась:
– А какой же мне быть? Может, нулевой? Я глава этого дома.
– Ну ладно, ладно, – произнес с неудовольствием Артур. – Хватит болтать, Алёна, давай пройдем к тебе, у нас дело есть.
Алёна Первая вскинула брови и указала ладонью на Олега.
– Да нормально, он в курсе, он мой напарник, – отмахнулся Артур. Олега слегка покоробила бесцеремонность друга, ведь буквально пять минут назад они договорились, что решение будет принято завтра после построения, на котором придется оправдать ожидания дяди, а Артур ведет себя, словно согласие уже получено. Но обсуждать это в присутствии шлюхи казалось глупым.
Женщина провела друзей в маленькую комнату. Здесь она зажгла ароматические свечи, воткнутые в металлический треножник и из полутьмы выступил маленький низкий столик с несколькими креслами. Алёна Первая сделала приглашающий жест, и парни сели. Женщина также опустилась на мягкую подушку сиденья, бесцеремонно закинув ногу за ногу. Ткань халатика сползла и открыла голые бедра, отчего у Олега вдруг перехватило дыхание.
– Я вас слушаю, – в голосе Алёны проскользнули резкие нотки.
– А чё нас слушать, – хохотнул Артур. – Нам бы поразвлечься…
– Да, – Алена Первая улыбнулась, вскинув голову, – это было бы неплохо. Но, дорогой мой, ты помнишь, сколько ты нам должен?
– Сколько? – лицо Артура приняло невинное выражение.
Женщина засмеялась – дерзко, беззастенчиво, будто она разговаривала сейчас не с воином, не с наследником, а с равным себе – крестьянином или даже с рабом.
– Артурчик, Артурчик, не строй из себя дурачка! Ты отлично знаешь, сколько. Но я тебе напомню: сто семнадцать с половиной трудодней. А это, ты сам понимаешь, милый, много, даже для царского сынка. Больше никакой любви в долг.
Олег, с трудом оторвав взгляд от женских ног, посмотрел на друга. «Ха, – подумалось ему, – трактирщику Гоги за подобное обращение кто-то обещал вставить меч в зад. А тут – никакой реакции».
– Да чё ты, мать, завелась, – заулыбался Артур. – Сто семнадцать так сто семнадцать. Я ведь не с пустыми руками пришел, – и с этими словами он бросил на стол мешочек, который оказался грязно-синего цвета.
– Ого, –