Из переписки Екатерины II с сыном:
Публика смотрит на вас во все глаза, а она – судия строгий. Простонародие во всех странах не умеет делать различия между молодым человеком и великим князем, и поведение первого слишком часто служит к помрачению чести второго. Женитьбою окончилось ваше воспитание; невозможно было оставлять вас долее в положении ребенка и в двадцать лет держать под опекою. Перед публикою ответственность теперь падает на вас одного; публика жадно следить будет за вашими поступками. Эти люди все подсматривают, все подвергают критике, и не думайте, чтобы оказана была пощада как вам, так и мне. Обо мне скажут, она предоставила этого неопытного молодого человека самому себе на его страх; она допустила к нему молодых людей и льстивых царедворцев, которые вскружат ему голову и испортят его ум и сердце. О вас будут судить, смотря по благоразумию или неосмотрительности ваших поступков, но, поверьте мне, это будет уже моим делом помочь вам и унять эту публику, льстивых царедворцев и резонеров, которым хочется, чтобы вы, в двадцать лет, были Катоном и которые стали бы негодовать, коль скоро вы бы им сделались. Обращайтесь ко мне за советом всякий раз, когда найдете это нужным: я буду говорить вам правду со всею искренностью, к какой только способна, и вы будете довольны, выслушав ее. Вдобавок и чтобы занятия ваши, в угоду публике, были значительнее, я назначу час или два в неделю, по утрам, в которые вы будете приходить ко мне одни для слушания дел. Таким образом вы ознакомитесь с ходом дел, с законами страны и с моими правительственными принципами.
Из дипломатической депеши Джеймса Гарриса от 31 декабря 1778 г.:
Охлаждение между императрицею и великим князем увеличивается со дня на день. Она обращается с ним с полнейшим равнодушием, можно сказать с пренебрежением; он же не дает себе труда скрывать свое неудовольствие и, когда смеет, выражает его свободно и в самых резких словах.
Из «Записок» Федора Николаевича Голицына:
Императрица не всегда обходилась с ним как бы должно было, и он никак в делах не соучаствовал. Она вела его не так, как наследника; ему было только приказано ходить к ней дважды в неделю по утрам, чтобы слушать депеши, полученные от наших, при иностранных дворах находящихся, министров. Впрочем, он не бывал ни в Совете, ни в Сенате. Почетный чин генерал-адмирала был дан ему единственно для наружности,