– Не все. Но, поверьте, не до такой степени, чтобы папина гибель имела отношение к нашим мелким неурядицам…
– Лидия Ильинична, – покачал головой Турецкий, – если вы действительно хотите, чтобы мы взялись за ваше дело, вам придется предоставить право решать, что к чему имеет отношение, нам. Насчет «верить – не верить» я уже говорил. И соответственно предоставлять нам любую информацию, какую мы запросим, включая связанную с вашим бизнесом…
Она немного подумала, прежде чем ответить:
– Хорошо. Я согласна, хотя…
– Никаких «хотя»…
Турецкий нажал клавишу миниатюрного селектора и окликнул секретаршу:
– Наташенька, кто из наших на месте?
– Плетнев и Щербак, – отозвалась та.
– В таком случае Щербака ко мне. – Он покосился на поднос с давно остывшими и так и не тронутыми кофе и чаем, который Наташа незаметно внесла и оставила в самый разгар беседы с посетительницей. – Сейчас я познакомлю вас с оперативником, который будет заниматься гибелью вашего отца. Но вначале вместе с ним подойдите к Наташе, она должна составить контракт… Точнее, трудовое соглашение… Входи, Николай.
Последнее относилось уже не к Клименко, а к Щербаку, абсолютно бесшумно появившемуся на пороге кабинета.
– Я полагала, моим делом будете заниматься лично вы, – пробормотала Клименко, нахмурившись. – Я… Я о вас слышала… Вы ведь тот самый Турецкий, из Генпрокуратуры?
– Тот самый… Делом вашим я заниматься тоже буду. Обязательно. От кого вы слышали обо мне?
– Это так важно? – Женщина закусила нижнюю губу, и в ее глазах мелькнул наконец огонек, который с некоторой натяжкой мог сойти за попытку кокетства.
– Не очень, но я человек любопытный, – улыбнулся он.
– Хорошо… У меня есть подруга-врач, она работает вместе с подругой вашей жены… Такая вот цепочка.
– С Катей?
– Кажется…
– Точно с ней, – покачал головой Александр Борисович. – Других подруг-врачей у моей жены нет… Хм!
Он пожал плечами: удивительные существа женщины! Екатерина его всю жизнь недолюбливала, это он знал точно. А вот поди ж ты – клиентке порекомендовала, судя по всему, как хорошего спеца… Ладно, проехали!
Турецкий посмотрел на застывшего в ожидании Николая, отметив его недовольную физиономию: кому ж понравится, если про тебя забудут, предварительно выразив косвенное недоверие к твоим профессиональным качествам?!
– Да, так вот, прошу любить и жаловать, – спохватился он, – наш Николай Щербак, несомненно лучший оперативник.
Клименко нехотя поднялась и повернулась к Николаю, а Александр Борисович с удовлетворением пронаблюдал почти молниеносную смену выражений на физиономии оперативника – от упомянутого недовольства до трепетного восхищения совершенной красотой Лидии Ильиничны. И, дождавшись, когда оба они покинули кабинет, с некоторым сомнением потянулся к чашке остывшего кофе: хоть такого хлебнуть,