– Тетя Ира, а почему у вас нет сынишки? – спросил мальчуган.
– У нас с дядь Сашей есть дочка, – улыбнулась в ответ Ирина.
– А у моей мамы есть и сынишка и дочка!
– Да, я знаю.
Тогда, вертясь на коленках у Ирины, мальчишка выдал фразу, которая на всю жизнь засела у нее в памяти.
– Теть Ира, если я умру, у мамы останется Гузель!
Ирина улыбнулась.
– Ты будешь жить долго и счастливо. И доживешь до самой старости! Будешь седым-седым дедушкой!
Мальчик улыбнулся в ответ и произнес – задумчивым, странным и совсем не детским голосом:
– Может быть, и буду. А может быть, и нет. Мне приснилось, будто я умер, и мама плачет. И тогда я подумал, что это хорошо, что у мамы есть еще и дочка. Вам тоже надо родить еще одного ребеночка!
– Хорошо, убедил. Я обязательно рожу второго ребеночка. А ты взамен перестань думать о всяких глупостях, хорошо?
– Хорошо, – кивнул малыш.
Кофейная пена с шипением выплеснулась на конфорку. Ирина быстро переставила турку на стол, снова опустилась на табурет и горько разрыдалась.
6
Иван Максимович Прокофьев, отец Вячеслава, оказался невысоким, ладно скроенным мужчиной лет шестидесяти, с приятным, хотя и несколько одутловатым, лицом и седыми волосами, аккуратно зачесанными набок. На подбородке у него красовалась седая бородка-эспаньолка, делавшая его похожим на какого-нибудь писателя или ученого. Вместо галстука Иван Максимович носил яркую шелковую бабочку.
Они сидели за столиком кофейни, у самого окна, так, что солнечные лучи, падая на белую скатерть и белые чашки, воспламеняли их и заставляли мужчин щуриться.
– Отличный сегодня день, – сказал Прокофьев, попыхивая трубкой и поглядывая на Турецкого небольшими, внимательными глазами.
– Да, неплохой, – согласился Александр Борисович.
Турецкий был готов к любому повороту дела. Если условия окажутся нелепыми, а задание невыполнимым, он просто встанет и покинет кафе. Но если дело покажется вполне осуществимым, а условия – приемлемыми – в этом случае Александр Борисович был не намерен медлить. Он подпишет договор и уйдет отсюда с авансом в кармане. Подобный исход встречи был заранее обговорен в телефонном разговоре. В сумке у Турецкого лежал бланк договора с печатью агентства и пустыми графами, которые можно было заполнить в течение десяти минут.
– Спасибо, что согласились встретиться, – сказал Прокофьев. – Мой сын много рассказывал о вас. Говорил, что вы «легенда». И, как мне кажется, даже немного гордился тем, что посадили его именно вы. – Прокофьев улыбнулся и добавил: – Как бы странно это ни звучало.
– Действительно, странно, – отозвался Турецкий и отхлебнул кофе.
Он чувствовал себя немного глупо. Напротив него сидит человек, сына которого он несколько лет назад упрятал за решетку. А тональность разговора была такой, словно он, Александр Борисович,