– Ты бы того... чуток потише свой гнев выражала. А то ведь эдак и дочь можешь разбудить.
– Да, конечно, прости, – сразу сникла Ирина Генриховна и уже потускневшим голосом произнесла: – Насколько я понимаю, ты отказываешься помочь Альке?
Теперь уже в глазах Турецкого сквозило сплошное удивление.
– В чем помочь, Ирина?! И чем помочь?
Она, видимо, хотела произнести слово «истина», однако тут же оборвала себя и словно замкнулась, устав от непонимания. Устал от этого разговора и Турецкий. Попытался было приобнять жену, однако она вывернулась из-под его руки, и он, уже начиная злиться, попытался закруглить этот никому не нужный разговор:
– Да ты пойми, Ирка! Следствие закончено, факты убийства и самоубийства налицо, и к этому делу уже никто никогда не вернется, можешь мне поверить. Сегодня днем я разговаривал с начальником следственного отдела прокуратуры.
– Это той прокуратуры, которая...
– Да, той самой! – довольно резко оборвал он жену. – И я не вижу оснований не верить следователю.
– Ну а с Яковлевым ты говорил? Кстати, он тоже сегодня приезжал на кладбище, чтобы проститься с Толчевым.
– Даже так? – удивился Турецкий. – Впрочем, это его личное дело.
Глава пятая
После того как над могилой Толчева поднялся холмик, обложенный венками, и приехавшие на кладбище люди потянулись к кладбищенским воротам, Яковлев подошел к Алевтине Толчевой, которая словно застыла в своем горе, еще раз выразил ей свои соболезнования, попросил ее звонить, если вдруг потребуется в чем-нибудь его помощь, приобнял за плечи Лешку с Женькой и спорым шагом направился к выходу, где его ждала машина.
В МУР возвращался в том самом препаскудном состоянии, когда самому себе становишься противен.
Вопреки здравому смыслу, но, видимо подчинившись окрику «сверху», межрайонная прокуратура закрыла уголовное дело, и он, генерал-майор милиции, начальник Московского уголовного розыска, вынужден был проглотить эту пилюлю. Правда, попробовал было возмутиться, но его тут же поставила на место прокуратура города, указав тем самым, у кого погоны круче и власти больше. Там же напомнили и о том, что не надо мочиться против ветра, себе же в убыток будет.
К этому моменту он уже знал, чьей дочерью была Мария Дзюба и кто конкретно не желал широкой огласки этой истории, дабы падкие до жареной клубнички журналисты не стали копаться в ее белье, чтобы выяснить, что же на самом деле подтолкнуло маститого фотожурналиста разрядить в свою непутевую женушку оба ствола охотничьего ружья. Владимир Михайлович имел все основания предполагать, что отец Марии, Павел Богданович Дзюба, опасался того, что вся эта грязная история с его дочерью несмываемым пятном ляжет на его репутацию. А ради себя, любимого, да спокойствия своей семьи можно и истиной поступиться. Дочь уже все равно не вернешь, а мертвым, как говорится, не больно.
А в том, что в это