После запятой. А. Нуне

удивилась, оказавшись в мерцающем царстве. Оно неуловимо отличалось от моего нынешнего белого пространства. Я стала одним из вспыхивающих огоньков и так увлеклась загадочным танцем с ними, что, когда далеко, на другом конце Вселенной, возникло легкое покалывание, до меня с трудом дошло, что меня тащат за волосы. Вот когда я негодовала! И никакой благодарности. Я тогда подумала, что этот переливающийся белыми искрами покой и есть смерть. Было что держать про запас. Но потом уверенность, что смерть именно такая, со временем пропала. Я просто перестала думать об этом, иначе не раз могла прибегнуть к этому выходу.

      Был еще случай – я тогда страстно хотела умереть, но сама не решалась ничего предпринять. В результате в тяжелом состоянии попала в больницу, на „скорой помощи“. Дней десять меня активно лечили, но без толку. Моя палата находилась напротив дежурного пункта медсестер, и в промежутках бредовых провалов я с гордостью ловила: бедная девочка, – не жилец. А какая молодая еще! Что это – ко мне, не вызывало сомнений, мои сопалатницы успели оповестить меня, что я единственная трудная больная на всем этаже. В ожидании смерти приходилось довольствоваться забытьем, благо оно становилось затяжным. В очередной раз я вышла из него оттого, что кто-то назвал вслух мое имя. Мужской голос, страшно знакомый, справлялся обо мне у медсестры, и я принялась мучительно вспоминать, кому он принадлежит. Сестра, недавно сделавшая мне укол, заявила, что я сплю, и вообще не в состоянии ходить, и в нашем отделении посещения запрещены. Голос продолжал настаивать, переходя на умоляющие интонации, и медсестра сдалась, заявив, что исключение делает лишь потому, что по режиму больницы настало время прогулки и в отделении никого нет. Действительно, палата была пустая, одна я не ходила на прогулку. Спустя время медсестра осторожно просунула голову в дверь и сообщила, убедившись, что я бодрствую: «Там тебя какой-то мужчина спрашивает. Я попросила подождать на лестничной площадке, тут нельзя. Сможешь дойти? Или сказать, чтоб уходил?» – «Какой мужчина?» – «Откуда я знаю? – рассердилась она. – Ну, что ему сказать?» Любопытство пересилило апатию – слишком голос был близким, но не получалось определить владельца. Я кивнула, что пойду, и, отвергая помощь, по стеночке двинулась к концу коридора. Распахнув дверь на лестницу, я увидела своего дедушку. Слишком давно с ним не встречалась, немудрено, что не включила его в список возможных обладателей голоса. Я настолько ему обрадовалась, что невесть откуда появились силы, и я приготовилась изобразить надлежащую сценку: приятная родственная встреча. Но он с таким пониманием спросил: «Плохо тебе?», что, отбросив все напускное, я с облегчением ответила: «Да, очень». – «Хочешь, пойдем отсюда?» – «Куда?» – «К нам. Там тебе будет лучше». Лучше, чем у бабушки, мне нигде не бывало. «Как там бабушка?» – «Хорошо. Ждет тебя. Ну как, пойдем?» Бедный, проделал ради меня такой долгий путь, в его-то годы! А я думала, что меня больше никто не любит. Как я могла забыть о них? Надо было сразу ехать к ним,