Медсестра вдруг круто развернулась и возвратилась за свой столик. И тут же послышался голос мамы: «Не плачь, доченька, все будет хорошо… Главное – дядя Юра… Слушайся его во всем! Пока, милая, до встречи!..»
– Да, мамочка… Все будет хорошо, целую тебя… – Майя только в этот момент почувствовала, что щеки ее мокры от слез, а сами слезы – горячие, словно при высокой температуре. – Мамочка…
Но ее уже не было рядом. А где-то в конце коридора резко, словно взорвавшаяся петарда, хлопнула дверь.
– А вот плакать не нужно, девочка, потому что все действительно будет хорошо! Ты ведь попрощалась с мамочкой?.. Ну вот, скоро, совсем уже скоро снова встретитесь…
Это сказал уже дядя Юра, а она и не заметила, как и когда он вывел ее на крыльцо больницы, на котором они теперь и стояли, глядя на просторный, посыпанный гравием двор с редкими, далеко отстоящими друг от друга безликими корпусами.
Несмотря на ранний час, а главное – на теплый для нынешнего мая, почти летний, ясный и солнечный день, кроме них двоих не видно было ни единого человека. И даже пандус, на котором обычно теснились машины «скорой помощи», оказался пуст. Неужели она и впрямь не вернется больше в это ужасное место?
«Господи, спасибо Тебе за то, что Ты послал нам с мамочкой дядю Юру!..» Эта мысль за последний месяц постоянно возникала у Майи, по нескольку раз за день она благодарила Всевышнего за посланное им спасение.
Девушка глубоко вдохнула воздух московской окраины, на удивление не пропитавшийся еще столичными выхлопами и дымами, почти свежий, почти по-настоящему весенний, и нежно глянула на своего спутника. Она впервые за несколько недель видела его без халата, и он показался ей необыкновенно красивым. Высокий, худощавый, с темными вьющимися волосами, в которых уже пробивались редкие серебряные нити первой седины. Тонкое, смуглое лицо с большими и ласковыми глазами – настолько черными, что радужка почти сливалась со зрачком. Но главным у него был, конечно, голос – бархатный, завораживающий голос, который хотелось слушать и слушать до бесконечности, даже не вникая в смысл произносимых слов!
– Машину я оставил за воротами, пойдем, – сказал он мягко и слегка коснулся Майиных золотистых волос, небрежно рассыпанных по плечам.
– Ты... Ты ведь не отвезешь меня к... ним?..
Слова «отец и мачеха» у Майи по-прежнему не произносились, но дядя Юра ее понял.
– Нет, конечно, – улыбнулся он. – С чего ты взяла? Сейчас поедем ко мне, по дороге заглянем в бутик, купим тебе что-нибудь из одежды на первое время и рюкзачок... Ты ведь свой оставила у них?
Он не сказал «у отца», и за это она тоже была ему благодарна. Майя не хотела вспоминать ни о чем из того, что произошло, перед тем как в ее жизни возникла больница. Тем более теперь, когда впереди новая и самая главная встреча с мамой, с ее дорогой мамулечкой, ради которой она всегда, сколько себя помнила, готова была сделать все, что угодно... Все, что угодно! В детстве Майе даже подружки были не нужны, потому что она дружила с собственной мамой и гордилась тем, что такой мамы, как у нее, нет ни у кого из знакомых девчонок.
Мама часто говорила ей, что она, ее любимая и единственная доченька, родилась в рубашке – не в переносном смысле, а в самом что ни на есть прямом, а это бывает ужасно редко! И Майя каждый раз просила ее описать, как это выглядело, и каждый раз слушала затаив дыхание.
– Представляешь, – мама смеялась беззаботно, как ребенок и как умела смеяться только одна она на всем свете, – на тебе было что-то вроде прозрачного хитончика с дырочкой для головки! Медсестра – ну акушерка, которая тебя принимала, – показала мне и охала да ахала: мол, один случай из ста! Девка у тебя, говорит, будет счастливая с полной гарантией!..
– Ну мамуль, ну скажи, что ты это придумала! – подначивала ее Майя. – Ну ведь так же не бывает? Откуда мог взяться этот самый хитончик?
– Как это – откуда? Как это – придумала?! – всякий раз всерьез и тоже совсем по-детски обижалась мама. – Очень даже мог! Ведь младенчик в утробе в пузырике с водичкой плавает... И чему вас только в школе на анатомии учат?!.. Ну а ты, когда рождалась, этот пузырек на себя и нацепила по дороге, вот и вышел хитончик. И родилась в рубашке, ясно?
– А почему считается, что от этого человек становится обязательно счастливым? – уже всерьез интересовалась Майя.
– Потому, что один случай из ста, – с гордостью отвечала мама. – И я тебе это тоже уже сто раз рассказывала!
На этом месте Майя не выдерживала и бросалась ей на шею:
– Мамусь, я тебя так люблю, больше всех на свете!
– Как, а папу?!Она всегда беспокоилась об отце, буквально во всех случаях жизни. Беспокоилась, все ли у него хорошо на работе, не случилось ли с ним что-то ужасное по дороге с