– Увидишь. – Когда я застегиваю последние пуговицы под одеялом, Коган выдёргивает меня с кровати и толкает к выходу. – Пора завтракать.
Чтобы я не шла босиком по холодному полу, он подхватывает меня на руки и спускает быстро в столовую, где завтракает его семья. Мы предстаём перед ними как молодожёны, потерявшие счёт времени. И если я готова провалить в ад при виде реакции его семьи, то Коган сияет от гордости.
– Что на завтрак? – его невозможно смутить. Он усаживает меня на стул и садится рядом. На его фоне я напоминаю рыжую восковую куклу, такую же бледную и безжизненную, боюсь пошевелиться. Мужчина обескураживает своим напором. – Блинчики. Какая прелесть. С детства их люблю. Так соскучился по ним, мамочка. Надеюсь, ты не ради меня их наготовила?
Меня не покидает чувство, что Коган мстит всей своей семье, заставляет их чувствовать себя неловко.
– Амелия, ты с чем любишь? – интересуется Великан, и прежде, чем я успеваю ответить, накладывает мне блины с беконом и сыром, яйцом и луком. – После такой ночки, тебе стоит восполнить силы. – Когда я давлюсь воздухом и закашливаюсь, замечая шокированные взгляды, он уточняет: Я про твою прогулку по саду, а ты о чём подумала?
– Коган, хватит. – просит Дункан, сжимая гневно вилку в руке. – Ты можешь вести себя прилично? Ты здесь только один день, а мы уже были под обстрелом.
– Нет. Ты же знаешь. – отвечает Коган, с лица сходит наигранная забава и место остаётся только гневному, звериному оскалу. Когда Великан растягивает губы, обнажая клыки, мне становится неуютно. Я испуганно ёрзаю на стуле. Меня не покидает чувство, что он сейчас вцепится кому-то в горло. – С моим психическим расстройством трудно оставаться приличным человеком.
Дункана как будто ударяют по лицу наотмашь. Он дёргает головой, сжимается весь и становится визуально меньше. Я притихаю, опускаю глаза, прислушиваясь к каждому слову. Мне хочется узнать побольше о Когане и его расстройстве.
– Не переживай, милая, когда ты окончательно войдёшь в семью… мама с папой тебе расскажут, как хотели поместить меня в психиатрическую лечебницу, чтобы спасти от электрического стула. – читая мои мысли комментирует Великан. Мария вскакивает на ноги и извергая нечеловеческие рыдания бежит прочь. Мне становится жалко женщину, я дёргаюсь, но Коган удерживает меня на месте. Мужчина неумолимо доводит всех присутствующих до обморочного состояния.
– Мы теперь в нашем доме твои заложники? – спрашивает Нолан, поджимая губы и отодвигая тарелку в сторону. – И долго ты будешь издеваться над нами?
– Столько, сколько посчитаю нужным. – меня проняло до основания, когда Коган обдал брата неудержимой злобой. В его взгляде был только холод и желание рвать на куски. Не было ничего человеческого и тёплого. Между этими людьми практически не осталось ничего родственного.
Его голос изменился, не был вибрирующим и дерзким, как когда он подтрунивал над всеми, он резал и рвал на куски мяса. Стальной и бездушный.