Постепенно вариант «Родди» почти исчез из употребления, даже мама, когда хотела приласкать или ободрить, все чаще говорила обычно-привычное Родя или Родиончик. Папа, с годами превратившийся в угрюмого молчуна, предпочитал незатейливое «сын», безо всякого называния – ни ласкового, домашнего, ни повседневного, официального – никакого. Поэтому, когда при первом же знакомстве с Раей, состоявшимся, как это часто бывает, у кого-то в гостях, она в ответ на его «Родион, приятно познакомится!» с коротким смешком взяла его под руку, сказав «Какой еще Родион? Никакой не Родион! Только Родди, конечно! Много ты понимаешь…», ему не оставалось ничего иного, как крепко сжать ее широкую, почти мужскую ладонь, и пойти дальше по жизни вдвоем, навстречу, так сказать, светлому будущему…
Да и как было не пойти? Забытое почти, из детства, имя, прозвучало как пароль, кодовое слово, объединившее двух, совершенно незнакомых еще пять минут назад людей. Словно разведчикам, жившим долгие годы под глубоким прикрытием, поступил приказ выйти на связь – и они вышли. Неважно, что Рая поначалу совершенно не понравилась Родиону: крупные руки, широкие плечи и, в отличие от интеллигентного Родди, из простых – мать домохозяйка, отец – фермер, поселивший жену и дочь в городе, а сам проводивший почти все время в деревне; сама Рая – портниха, обшивавшая нестандартных клиенток на дому. Но разве соратников выбирают? Разве обсуждаются команды того, кто там, намного выше и намного разумнее?
Будь Родион хоть чуточку внимательнее, то во время частых чаепитий в Раином, без затей, доме, он обратил бы внимание на немногочисленное книжное собрание Раиного семейства. В серванте, на полках, отведенных под библиотеку, скромно пылились немногочисленные тома: подписное, в коричневой обложке, собрание сочинений Достоевского, такое плотное и нетронутое, что сомнений не возникало – ни «Преступление и наказание», ни «Бесов», ни все остальные труды Федора Михайловича в этом доме не читали; краснели золотобуквенные Вальтерскоттовские приключения средневековых рыцарей, пятый том чуть выдвинут: в нем хранилась припрятываемая Раиным отцом скорее традиционно, чем по необходимости, заначка, о которой все знали, но не трогали – из уважения, да и денег хватало, фермерство процветало, обеспечивая семью с избытком; разноцветными корешками пестрела другая известная классика – Пушкин, Некрасов, Гоголь, всё – почти новое и наверняка толком нечитанное.
Но одну, нижнюю, полочку заполняли потрепанные книжицы в бумажном формате, та самая серия «Уходя навсегда, возвращайся…». И если бы Родион догадался пролистать хотя бы одну из них, то наткнулся бы и на Родди, и на Райли, и, конечно бы понял, что приключениями синеглазого героя зачитывалась и его, и Раина мамы, да и, вероятнее всего, сама Рая тоже. И Раино всегдашнее «много ты понимаешь…», произносимое ею