Лучше бы я этого не видел. Когда мы сели пить чай, двое наших коллег с удовольствием поедали лепешки, а нам с Николаем они как-то не шли… Правда, через неделю подвезли муку и даже мешок хлеба. Так что жизнь наша пошла на улучшение.
Запомнилось и еще одно событие. Казалось бы, в таких условиях ничто живое жить не может, но в этой полупустыне, особенно по ночам, чего только не выползало. И змеи, и черепахи, и всякие паукообразные существа. Николай как-то пристроился спать на крыше совхозной конторы, то есть того самого полевого вагона. Обычно он раньше всех поднимался и будил нас, а его будила холодная утренняя роса. Но однажды я проснулся раньше. Лежу, жду его побудку. Нет и нет. Уже половина пятого – нет. Что-то не то, чувствую. Пошел к вагону. Поднялся по лестнице, уже так красиво солнце поднимается, и вижу не менее красивую картину. Николай лежит на спине, по грудь укрытый одеялом. Лежит и смотрит прямо перед собой. А недалеко от его носа, прямо на груди, застыла неподвижно (наверное, пригрелась и заснула) многоногая, довольно крупная… фаланга. Николай, не дыша, лежит и на нее смотрит, боясь пошевелиться.
Я быстро слез, взял в юрте веник, поднялся опять и смахнул эту гадость на землю. Говорят, что фаланга не ядовита, только кусает больно, но кто его знает…
«Знаеш, Васыль, я як видкрыв глаза, так и забув за всэ. Дэсь ще с пивчитвэртого лыжу и боюсь дыхнуть. Ще як ты додумався пидняться до мэнэ? Ни, хай будэ духота, що хочеш, тильки нэ та зараза».
Наша командировка в тот совхоз продолжалась двадцать пять дней. Хорошо, что район стригалей подкинул, а то мы десять тысяч овец, наверное, до осени не остригли бы. Я молчал, а наши коллеги еще не раз вспоминали Николаю его дебош в колхозе, из-за которого мы из лучших, стали худшими и прожили месяц в пустыне. На что Николай беззлобно философски отвечал: «Цэ вам на мисяць – и то важко, а як же там люды викамы жывуть и ничого».
А ведь так оно и есть. Сколько только в Казахстане, да и республиках Средней Азии, таких мест? И везде живут люди, что-то делают, что-то выращивают, а мы, в большинстве своем, и не знаем, какой ценой добывается тот же килограмм шерсти, стараемся любым путем уничтожить свое, вековое, в угоду чьим-то конъюнктурным интересам. И разве только о шерсти идет речь? Уже нет кроликов и нет пчел, нет рыбы и коконов, нет лошадей, овец и птицы. Что на очереди?
Так что, надевая что-то шерстяное, знайте, что шерсть на фабрике не производится… Ее растить надо!
Частушка
Напевы, какие-то короткие песенки есть у многих народов, но такого явления, как частушка, кроме русского народа, не имеет никто. Пусть простят меня и занимающие вроде бы первое место в мире по песенному творчеству итальянцы, и вроде бы вторые, родные мне, украинцы, но факт – есть факт.
Частушка – простое и гениальное, причем законченное