– Ротов рот! Он – франчуг, ему солдата не жалко! …Зачем полк отправил? Один полк против экой армии – что могли!? Только басурман потешили! Как начали по нам картечью палить, как налетели со всех сторон! Их туча! Что мы могли?
Унтер ругал генерала от инфантерии Логгина Рота, француза, что командует шестым и седьмым корпусами армии, зимовавшими на правом берегу Дуная.
– Ты, милок, громко-то не бранись, – предупредил Трофим.
– А чё? Да пусть хоть насмерть шомполами забьют! Всем скажу, что Рот виноват! – голосил контуженый унтер над телом товарища. – Пусть знают! Цельный полк угробил… И не жалко, не жалко…
Эх, дружок, сказать-то ты бы сказал, да кто ж солдата послушает? Кого твоё мнение интересует?
Трофим, бормоча «Живый в помощи вышняго в крове Бога Небесного водворится…», положил возле Татьяны ещё одного окровавленного бойца, в коем были признаки жизни… Перевязывая пехотинцев, она тоже шептала молитвы, взывала к Господу, просила сохранить, уберечь от гибели дорогих ей людей.
Бинты, что были с собой, кончились, и Трофим расстёгивал мундиры на телах погибших, пластал ножом их нательные рубахи… Унтер, повопив над товарищем, поднялся и снова стал ему помогать… Хоть кого-то спасти!
***
Два эскадрона против массы турок, силы слишком неравны. Но турки, занявшись грабежом, спешились, разбрелись широко. Беспечно бродили меж русских, перетряхивая солдатские ранцы, подбирая всё, что блестит, добивая солдат, которые ещё наставляли на них штыки. Лошадей превратили во вьючных: набивали прикреплённые к сёдлам мешки награбленным добром. Бой барабанов с одной стороны, с другой – сигналы труб для них были слишком неожиданны. Они уже не ожидали атаки и кинулись наутёк. Первый турок, на которого Лапин обрушил свой палаш, бежал, прижимая к груди два русских ранца. «Получай, грабитель!» – зло прокричал Лапин. Следующим был обернувшийся пеший осман, целившийся из ружья, – выстрелить он не успел, драгунский палаш просвистел, срубая ему голову. Все драгуны сложили пики перед боем, а Звегливцев – нет, он одних врагов разит палашом, зажатым в правом руке, других – пикой, что перекинул в левую руку, и ею достаёт, дырявит убегающих от него турок. Играючи дырявит! Он, наш Геракл, может себе это позволить. А у Лапина зато пистолет в левой руке! Нижние чины тоже знают своё дело, хорошо рубят. Видать, сцена, кою наблюдали с холма, взъярила, довела до белого каленья каждого: Лапин впервые видел своих солдат столь неистовыми, они налетели на врага с исступленной яростью. Слышны русское «ура» и бой барабанов, до наступающих пехотинцев ещё версты две…
Многие турки отхлынули, но сопротивляющихся всё равно много, больше, чем два эскадрона. Кое-то успел на коня вскочить и умело машет ятаганами, но турки не приучены быть единым целым. Они – каждый сам за себя. А русские наступают стремя к стремени, сплочённой шеренгой. К тому же и кони драгунские выше турецких, мощнее, давят своим весом, топчут неприятелей. Вон граф Звегливцев пикой выбил одного всадника из седла,