– Ничего, скоро они меня будут бояться, – заявила Колючка, не в первый раз желая, чтобы сказанное уверенным тоном непременно сбывалось.
– И что в этом хорошего?
Матушка как раз разглядывала бритого мужика, у которого по всему лицу шли татуировки рунами за все возможные преступления. Тот как раз ржал на пару с сухощавым дядькой с покрытыми подсыхающими язвами руками.
– Что хорошего в том, чтобы люди вроде этих тебя боялись?
– Лучше, чтобы тебя боялись, а не ты боялась.
Так говорил отец, но у матушки, конечно, ответ был наготове:
– И что, в жизни есть только это либо – либо?
– У воина – да.
Вот кто бы ей объяснил, почему так получалось: всякий раз, когда ей случалось сказать матери хотя бы десять слов, Колючка оказывалась припертой к стенке, защищая заведомо проигрышную позицию. Она знала, что ей скажут дальше: «И зачем так упорно сражаться за право быть воином? Если твой единственный приз – чужой страх?» Но матушка почему-то промолчала, и вообще выглядела какой-то бледной и испуганной, что только обострило чувство вины – вдобавок к закипающему внутри гневу. Все как всегда.
– Ну так иди домой, чего ты здесь стоишь? – резко сказала Колючка.
– Я хочу проводить в путь свое единственное дитя! Хоть это ты можешь мне позволить? Отец Ярви говорит, что вы чуть ли не через год вернетесь!
Тут матушкин голос задрожал, и Колючка разозлилась еще больше.
– Если вы вообще вернетесь!..
– Не бойтесь, голубки мои!
И Колючка подскочила, когда кто-то вдруг приобнял ее за плечи. Та самая странная женщина, что наблюдала за их с Брандом поединком пару дней назад, незаметно подкралась сзади и сунула бритую, обросшую седенькой щетиной голову между ней и матерью.
– Ибо отец Ярви в мудрости своей доверил воспитание твоей дочери мне. Знай, что искуснее наставницы тебе не найти.
Колючка ошибочно полагала, что настроение ее испортить нельзя, ибо оно и так уже хуже некуда. Но боги и тут нашли способ объяснить, как она не права.
– Воспитание?..
Женщина заключила их в крепкое объятие, в ноздри ударил смешанный запах пота, ладана, каких-то трав и мочи.
– Воспитание – это когда я говорю, а ты слушаешь и учишься.
– А кто… – матушка одарила закутанную в лохмотья собеседницу нервным взглядом, – … точнее, чем вы занимаетесь?
– До последнего времени – воровством.
Матушкина нервозность переросла в неприкрытую тревогу. Заметив это, ее собеседница просияла и радостно добавила:
– Но я еще и опытный наемный убийца! А также штурман, борец, звездочет, разведчик, историк, поэт, шантажист, пивовар… впрочем, я могла что-нибудь подзабыть. И я уж не говорю о том, что я опытный пророк-любитель!
Тут она подцепила свежий птичий помет со столба, растерла его между пальцами, понюхала и явно собралась попробовать на вкус, потом передумала и обтерла черно-серую какашку о драный плащ.
– Неблагоприятное предзнаменование, –