– Давайте, ребята, встретимся после ужина, тогда и поговорим, – предложил наш старинный приятель.
– Договорились.
Я остался с женой в вестибюле, ожидая часа, когда, наконец, оформят документы и поселят в номер.
– Да, Машенька, как все-таки время меняет человека, – задумчиво констатировал я банальную истину.
– Ты тоже моложе не становишься, – засмеялась Маша.
– Ну, не настолько же. Его ведь не узнать…
– Может, он чем-то болен? Худой, кашляет непрерывно. Его личность, правда, меня и раньше настораживала. Какой-то он фальшивый, деланный.
– Надо же, где встретились! Двадцать лет не виделись, даже, пожалуй, больше, – вслух размышлял я. – Друзьями мы не были, но все-таки приятельские отношения нас связывали. Ты помнишь, мы даже вместе с ним и его женой Тамарой в театр ходили. Забыла?
– Забыла. Но Тамару я запомнила по вечерам отдыха в доме культуры, танцевала она хорошо.
– Вечера вечерами, но мы же единственные из всех начальников строительных управлений поддерживали приятельские отношения. С другими здравствуй-прощай и все, в лучшем случае рюмка водки в праздник. А с ним мы обо всем говорили. Помогали друг другу. Бывало, бригады в помощь посылали, без приказов сверху.
– Алексей, успокойся. Твоему сердцу не нужны такие эмоции.
– Не нужны такие встречи, ты хотела сказать.
– Не лови меня на слове, – отшутилась Маша.
– Он завтра уезжает, так что за эти несколько часов ничего не произойдет с моим сердцем. Вспомним, поговорим.
– У тебя, Леша, был с ним конфликт и не такой уж мелкий, как я припоминаю.
– Валентин помогал мне, когда избирали меня на должность генерального директора. Да много чего у нас было тогда общего. Правда, домами не дружили, как ты знаешь. В гостях я у него ни разу не был, да и он у меня тоже. А после выборов словно подменили человека: замкнулся, куда только приветливость делась. На производственных совещаниях сидел как сыч.
– Может, он сам хотел быть генеральным?
– Возможно. Но если бы и хотел, до выборов бы не допустили. В партии он не состоял, высшего образования не имел. Начальником управления стал благодаря стажу и протекции приятеля, работника Горкома партии.
– Чего же он в партию-то не вступил при таком приятеле?
– Была причина, по тем временам серьезная.
– Многоженство? – пошутила жена.
– Ерунду не говори. Судимость у него была, и срок условный.
– За что судили?
– За фарцовку, спекуляцию.
– Сейчас это зовется предпринимательством.
– Это сейчас, а тогда реальные сроки давали. Однако он как-то сумел сделать так, что о его грешках никто ничего не знал – мужик он был башковитый, авторитетный. А вот ушел из строительства еще при советской власти. Непонятно как-то ушел. Через полгода после выборов, помнишь, я взял