– Мне все равно! – говорю я. – Прекрати это и верни меня к Лару!
– Нет, Аврора. Тебе не все равно. Мне не все равно. Я твоего танцора чуть за ноги над сценой не подвесил, когда ты к нему липла.
От такой откровенности мне только и остается, что моргать, а он снова подается ко мне, накрывает губы своими. И жар, взметнувшись внутри меня, уходит в него. Возвращается ко мне. Снова течет к нему. Это было бы похоже на игру в мячик, если бы не было так похоже на что-то другое, потому что каждая такая волна, прокатываясь сквозь меня, воспламеняет каждую клеточку моего тела.
Отзывается в самом низу живота.
Сжигает весь стыд, все «нельзя», все, что стоит между нами.
– Хва-а-а-тит, – выдыхаю я, пытаясь зацепиться за остатки ускользающего разума. Но разум, кажется, уже ускользнул, потому что остаемся только мы: только я и он, и наше совершенно иррациональное драконическое притяжение. И пламя. Из-за которого меня обжигает холодом, когда дверца флайса идет ввысь уже на парковке, а после опаляет черными языками, искрящими алым. Лижущими мою руку, хотя по ощущениям – сердце и меня всю.
– Жарко, – хрипло шепчу потрескавшимися, как от температуры, губами.
– Знаю, Аврора. Все будет хорошо. Потерпи.
М-м-м-м…
– А долго? Терпеть? – интересуюсь я, облизнув губы.
И вскрикиваю, потому что под горящей кожей покрывало кажется просто ледяным. А его руки, скользящие по моему телу – невыносимо, болезненно-чувствительно раскаленными.
– Э-э-эй… – пытаюсь перехватить его ладони, потому что он бессовестно меня раздевает. Хотя еще никогда ни один мужчина не снимал с меня балетную пачку. Сказать ему, что ли, об этом? Губы сами собой растягиваются в улыбке.
– Ты будешь первым, – говорю я.
Его лицо надо видеть! Он даже на миг задерживает руки на моих бедрах, а я не выдерживаю и хихикаю. Странно, что у меня из ноздрей дым не идет от жара, но даже это кажется мне смешным.
– Первым, кто с меня снимает балетную пачку, – поясняю я, и Вайдхэн приходит в себя. Надо бы его было сфотографировать, какой контент! Нет, я никому бы не показала, но сама бы любовалась долгими вечерами. Хотя любоваться можно и сейчас, я тянусь ладонью к его напряженному лицу и касаюсь кончиками пальцев скулы. Повторяю широкие надбровные дуги.
Он снова на миг замирает, а потом…
– Аврора, приподнимись, – сердито говорит он. – Помоги мне тебя раздеть.
– Мужчина, вы знаете, как это звучит?
– Я знаю, что ты сейчас сгоришь! – У него кончается терпение и наряд, который является собственностью Грин Лодж, с треском прощается с жизнью. Вот она, сила иртхана в действии! Такое разорвать еще надо уметь, а вот сам он раздевается быстро, практически как сотрудник службы чрезвычайного реагирования. В следующий миг меня подтягивают к себе так плотно, что я перестаю ощущать свое тело, и его, мы как будто сплавляемся.
И это не фигура речи!
Сквозь мою спину в его грудь рвется пламя, сквозь него оно рвется в меня, но прохладнее не становится, наоборот – становится все горячее,