– А Фёклу-ударницу помните? Ой, какая красавица была. Уся из себя. Умытая, с причёской, а як мужа схоронила – чудная стала. Сбежала в соседнее село. А тама бабы и говорють, шо она по домам хо́дить и песни распеваить. По праздникам в клуб прибегаить, юбку задерёт – и в пляс. Никто её не трогает, уси жалеють.
– Да-да, – соглашались работницы, – слыхали.
– Кажись, и Катька такая будет, – глядя прямо перед собой, сказала Валя. Убрав со лба огненно-рыжий локон, сощурила глаза. – Бог не Тимошка…
– Замолкни, – Ефросинья недолюбливала Валентину за её острый язык. – Не твоего ума дело.
Фыркнув в ответ, Валентина отошла к Нюре.
– О как, заступается, – шепнула на ухо соседке и искоса посмотрела на Фросю.
– И правда, Валь, кончай ужо сплетничать. У твоего Митьки голова слабая, от того его и не выбрали. Да и… – взглянула на Валю с неким презрением, – характером не вышел. Другой бы на его месте як вдарил за…
– И ты туда же, – зная, что весь хутор в курсе женских «подвигов», Валя начала притормаживать ход. – Вам бы только судачить, а сами-то…
Подождала, когда надоедливые бабы уйдут вперёд, и поплелась за ними, еле передвигая ноги.
Глава 2
Дойдя до дома, Маня посадила дочь на крыльцо и побежала за водой. Принесла, окатила трясущегося ребёнка мутной жидкостью из бочки и принялась успокаивать.
– Ну, ну. Чего разошлася? – убирая промокшие волосёнки с закрытых глаз, легонько потрепала за щёчку. – Напугалася чего? Али прикидываешься?
Катя не отвечала на вопросы мамы, не реагировала на нежные прикосновения. Знай себе, криком кричит да руками машет. Мане надоело смотреть концерт в роли одного актёра. Занесла девочку в хату, посадила на кровать и сунула в руки кусок сала, чтобы та успокоилась. Но и это не помогло. Катя всхлипывала и уже не так громко вопила – голос провалился куда-то вниз и звучал с натугой. Дождавшись старшего сына, Маня передала ему дочь, а сама ушла доить корову.
– Кать, обидел кто? – Павлуша смотрел в стеклянные глаза сестры и недоумевал. – Сашка Плотников? Иль мамка отругала?
Не понимая, что происходит, мальчик сходил в сени, принёс куриные яйца, чтобы угостить Катю. Она страсть как любит сырые яйца да с чёрным хлебушком. Разбив верхушку скорлупы, насыпал чуть соли на желеобразный белок и поднёс угощение девочке. Сунул в руку и зажал пальцы девчушки, чтобы она сама держала.
– На, пей.
Не соображая, что от неё хочет брат, Катя сдавила хрупкую скорлупу, и из раздавленного яйца потекла прозрачная жидкость.
– Они идут! – во всё горло закричала девочка охрипшим голосом, показывая указательным пальцем на дверь. – Не пускайте их! Они идут!
Павлик остолбенел от душераздирающего вопля. Лицо сестры так исказилось, что мальчик чуть не намочил штаны от страха.
– Ма-ам! – пулей