– Ты поглядь, Ефимий, камни, как караульные, в рядок вытянулись.
– Есть такое.
Ефимий уже достал бумагу и стерженьки, которыми его снабдил Леонтий, и стал умелой рукой переносить всё, что увидел. Между каменными колоннами, скальными валунами, расставил деревья. У подножия «караульных» истуканов разбросал здоровенные округлые гальки-лепёшки. Тёмными змеевидными линиями показал урез воды. У подножия – целая стайка кустарников.
– О-е! Точь-в-точь как наяву, – удивился Михей, поглядев на рисунок. – И где ж ты так наловчился?
– Гиде-гиде, на бороде, – продолжая рисовать, пробубнил Ефимий. – Отец у меня знатный рисовальщик был. Как назовём, Михей, сие место?
Михей призадумался. Ему ещё никогда в жизни не доводилось давать имена. Казалось бы, так просто, сколько слов и событий на памяти, ан нет, труднее трудного. Это слово не звучит, другое не соответствует, третье, четвёртое, пятое однобоко…
– Растерялся, что ли?
– Есть маленько.
– Тогда давай вместе рассуждать. Мы думали, что это остров, а оказалось не совсем остров. Куда коса ведёт, разведаем позже. Может, просто Остров? А?
– Ну чё просто-то, всё-таки имя, навсегда. Я вот думаю, остров этот нас скараулил. Может, назовём остров Караульный?
– Так сам сказал, с косой вроде и не остров.
– Тогда так: остров Караульный с косой.
– Мудрёно так-то, длинновато. Но для почина пусть будет по-твоему – остров Караульная коса! Хотя… чё-т как-то не ложится.
– Ёшкин-морошкин, на что лечь-то должно?
– Да на сердце, Михей. Ну чтоб красиво, звучно, приятно на слух!
– Тогда не знаю. Пусть просто Караульным зовётся!
– Пусть! А вдруг косу вода растащит, так и совсем в точку имячко.
На том и порешили. Ефимий большими заглавными буковками пометил на будущей карте – «Остров Караульный».
– Слышь, старшой, пойдём поближе, к тем вон каменюкам здоровенным. Походим, поглядим на них, сдаётся, тут не только мы малевали.
Подойдя ближе, оба замерли. Скалы отсекали свет, который издалека мешал разглядеть рисунки – белые и красные линии, которые превращались в лосей и птиц, всадников на лошадях со знамёнами.
– Ёшка-морошка, – удивлённо прошептал Михей, да так и замер с открытым ртом. Такого он в своей жизни ещё не видал.
Ефимий тоже впервые столкнулся с наскальными росписями. Они долго молча стояли и рассматривали рисунки, не похожие ни на какие другие виденные ими.
– Мать честная, это как же они на такую высоту с красками-то забирались, как на скале-то можно рисовать? – наконец заговорил Михей.
– Не ведаю того, впервые вижу подобное. В монастырях поговаривали о росписях наскальных, но это ли имели в виду или что другое…
– Гляди, старшой, быки? – Михей ткнул пальцем в верхний угол скалы. – Спаси и помилуй, чё это за мужики с дубьём в руках? Такого днём увидишь – Кондрат хватит, он