Мирохранение России. Книга Третья. Нация будущего: Россия, в которой нуждается мир. Валерий Белокур

написавший в 1904 году «Курс русской истории», утверждал, что «Россия и Европа – это смежные всемирно-исторические моменты, две преемственные стадии культурного развития человечества. Усеянная монументами… Западная Европа – обширное кладбище, где под нарядными мраморными памятниками спят великие покойники минувшего; лесная и степная Россия – неопрятная деревенская люлька, в которой беспокойно возится и беспомощно кричит мировое будущее. Европа отживает, Россия только начинает жить, и так как ей придется жить после Европы, то ей надо уметь жить без неё, своим умом, своими началами, грядущими на смену отживающим началам европейской жизни, чтобы озарить мир новым светом. Значит, наша историческая молодость обязывает нас не к подражанию, не к заимствованию плодов чужих культурных усилий, а к самостоятельной работе над принципами собственной исторической жизни, сокрытыми в глубине нашего народного духа и ещё не изношенными человечеством»[67]. Согласитесь, эта мысль очень созвучна оценкам П. Чаадаева, К. Леонтьева, О. Шпенглера, Н. Данилевского и И. Ильина, также указавшим на миссионерскую уникальность российской нации. И факт, что истинность этой мысли признавалась многими действительно великими людьми XIX–XX веков, не позволяет никому отмахнуться от идеи особого предназначения России в мире под предлогом, что это, мол, «беспочвенное экзальтированно-патриотическое самомнение одиночки».

      Но почему именно «неопрятная деревенская люлька»? Почему Ключевский не использовал по отношению к России, например, образ «прибранной уютной колыбели»? Думается, потому, что речь идет об особой российской нации, сердцевиной которой выступает «крестьянский» по своей ментальности русский народ с его, по словам Шпенглера, «постоянной тоской по земному простору» (по духовному) и «горькой ненавистью к каменному дряхлому миру» (к материальному). Потому что в этой люльке должно вырасти не изнеженное и болезненное нечто, а здоровое, закаленное и жизнеспособное будущее человечества – российская нация с её вселенской русской душой, способной жертвенно вместить в себя всё человечество, подобно тому, как Творец/Дух/Абсолютный разум вместил весь тварный мир.

      Изобилие и комфорт – серьезные искушения для этой национальной души, призванной не только наслаждаться, но и страдать, сгорая за других, ибо только так она способна обрести должную чистоту и огранку для исполнения объективно заданной ей мирохранительной миссии. Ведь душа, по слову поэта, «ежели обожжена, справедливей, милосерднее и праведней она»[68]. В опасности изобилия и комфорта для русской души – объяснение интуитивно ощущаемого многими безотчетного страха перед верной оценкой реальности, вынуждающей осознать «парадокс великой России»: богатейшая в мире по природному, творческому и культурному потенциалу страна во все эпохи живет относительно бедно. Ей исторически никогда не было дано пребывать в сытом благополучии. Для неё органически чуждо такое понятия, как «кризис перепроизводства», ибо в стране практически