Миссис Ингланд. Стейси Холлс

дилижанс, оттуда высадились пассажиры, и дилижанс загрохотал по мостовой дальше; цокот лошадиных подков достиг крещендо за окнами дома и постепенно стих вдали. Я думала о спящей наверху Джорджине, о горшочках из-под джема, расставленных на подоконнике, о маргаритках в моем кармане, которые теперь наверняка завяли. О том, что в чайнике, принесенном наверх Эллен, стынет чай, а в кресле ждет прочтенный до середины Woman’s Signal[8], который я оставила на потом. О том, что в дождливый вечер детская, освещенная шипящими, мигающими газовыми рожками, – самое уютное место на свете. Скоро проснется Джорджина и станет звать меня, в полной уверенности, что я приду, выну ее из кроватки, угощу мандарином или сладким печеньем.

      Я не смела взглянуть на миссис Рэдлетт: глаза мне застилали слезы. В комнате стало так тихо, что я слышала, как рвется от горя мое сердце – будто маргаритка, у которой сломали стебелек.

      Глава 2

      – Няня Мэй, – послышался спокойный голос директора.

      С тех пор как я последний раз видела Сим, прошло девять месяцев. Она приехала на Перивейл-гарденс для проверки моей работы: Эллен подала в гостиную кофе и бисквитные печенья, а директор, беседуя с миссис Рэдлетт, делала пометки. Теперь, стоило мне вновь увидеть Сим, прошлое обратилось в прах. Я опять нервничала до испарины, как новичок, и едва сдерживалась, чтобы не вытереть лоб. Я шагнула внутрь и закрыла за собой тяжелую черную дверь.

      За белым парадным крыльцом меня встретили знакомые ароматы свежеиспеченного хлеба, карболового мыла[9], чистых простыней и карандашной стружки. Повсюду царил запах, присущий женщинам: от проходивших мимо девушек веяло духами и потом. Для меня этот запах был связан с учебой. Особняк на Пембридж-сквер казался сверкающим дворцом по сравнению со школьным зданием в Балсолл-Хит[10] – скучным убогим местом, где пыль от мела кружилась в солнечных лучах, едва пробивавшихся сквозь грязные окна.

      Дома мое образование заканчивалось вместе со школьным звонком. Родителям хватало забот с лавкой, им было некогда заниматься нами. Поэтому по вечерам я брала учебники и помогала братьям делать уроки. Трехлетние Тед и Арчи, на пять лет младше меня, – любознательные ребята, но вместо того, чтобы слушать, затевали возню друг с другом. Робби, младше меня на пятнадцать месяцев, все делал медленно и неохотно, в его письмах до сих пор полно ошибок.

      Норланд-колледж располагался в большом белом особняке на Пембридж-сквер, в десяти минутах езды на кебе к северу от Перивейл-гарденс. Я уехала утром и предпочла бы пройтись пешком через Кенсингтонские сады, но Рэдлетты пожелали отправить меня на кебе. Саквояж должен был последовать на новый адрес чуть позже. Сцена прощания получилась душераздирающей, чего я и боялась. Джорджина, сидевшая на руках у матери, непонимающе морщила лобик. Миссис Рэдлетт взяла ручку дочери в свою и помахала ею, а когда кеб тронулся, малышка громко разревелась. Это было выше моих сил. Я отвернулась и прижала платок к глазам.

      Норланд стал первым заведением своего рода: школа, дом и агентство для детских нянь. Немногим более двух лет назад я сдавала вступительное испытание на стипендиальную