– Нет таких данных! – твёрдо заверил Жуков.
Сталин закончил разговор. Что ж – нет данных – вовсе не означает, что таковых действий тоже нет.
Но это было несколько раньше. Что же сейчас? Неужели враг сумел скрытно сосредоточить у основания барвенковского выступа крупные силы? Ведь Тимошенко твёрдо докладывал, что немцы ведут себя спокойно и никакого уплотнения их боевых порядков и прибытия резервов разведкой не выявлено.
И вот немцы нанесли сильные удары именно у основания барвенковского выступа. Это были опасные удары…
Замысел катастрофы?
Отпустив Ивлева, Сталин подошёл к карте. Истинное положение на Юго-Западном фронте было пока известно только ему и Генеральному штабу, в частности Василевскому. Впрочем, истинное ли? Положение было известно из докладов Тимошенко, который сообщал об успехах наступления на Харьков и победных реляций Хрущёва. Но не покидала тревога. Приходили серьёзные данные о сильных атаках немцев против наших флангов на самом основании барвенковского выступа. Немцы, судя по интенсивности ударов, стремились подрезать этот выступ. Но пока ещё передавались едва ли не победные сводки Совинформбюро.
Замысел операции по освобождению Харькова рождался трудно.
Ещё в начале января на совещании, посвящённом переходу контрнаступления под Москвой, говорили о том, что 1942 год должен стать победным годом. Сталин не разделял столь бравурные настроения и сдерживал порывы горячих голов, хотя контрнаступление под Москвой было проведено именно по его плану, а теперь и наступление осуществлялось под его непосредственным руководством.
Главной задачей было отбросить врага как можно дальше от Москвы и обезопасить столицу от попыток врага в ходе летней кампании 1942 года снова нанести удар, с целью захвата города.
В ходе оборонительных боёв 1941 года Красная Армия, отступая под натиском превосходящих сил, перемолола ударные группировки гитлеровцев, но враг был ещё достаточно сильным, чтобы говорить о скорой победе над ним.
Наступление под Москвой, начатое 7 января 1942 года было сложным, враг отходил с упорными боями, но отходил. Но и наши силы были не безграничны. К концу марта продвижение замедлилось, а 20 апреля было принято решение окончательно на всех участках фронта перейти к обороне.
На совещаниях на повестку дня вставал важнейший вопрос. Необходимо было тщательно, взвешенно спланировать летнюю кампанию сорок второго года.
Сталин понимал, сколь опасна новая попытка врага атаковать Москву. Москва – не просто столица, не просто общественный, культурный центр Советского Союза, это сердце России, и было понятно, что Гитлер будет делать всё возможное, чтобы перестало биться это сердце.
Сталин снова и снова задавал вопросы:
– Может Гитлер нанести свой главный летний удар на Москву?
И