– Ах ты пиявка болотная, слизняк обструханный, глист анальный.
При этом не просвещённым обывателям в тонкостях происходящего, казалось что мать журит нашкодившего сына. Лехины ноги как на шарнирах, пытались бежать то вперёд, то назад, вместе с рукой его мнимой матушки. Наконец на Лёхино счастье, она заметила что народ уже почти целиком превратился в пассажиров. В порыве гнева, подошедший автобус ею был не замечен.
– Господи, что я делаю? – Подумала она озираясь по сторонам, зрителями её экзекуции теперь были только пострадавшие пацанята, стоявшие с открытыми ртами. Пригладив Лехе на голове хаер ею же взбитый, и бросив сломанную рогатку, вместе с фразой:
– Как ты слизнячок? – Она с необычайной резвостью стартовала с места и лихо запрыгнула в заднею дверь отходящего автобуса.
Ещё минуту назад, было у Лехи на душе так чудно и безмятежно. А теперь вдруг появилась какая-то саднящая заноза, ему просто было не хорошо. Как с ним могли так поступить?. И эти, теперь жалеющие его рожи, Вовяя на глиста образной шее, и Шкета с противным красным ухом, ему были не приятны и эти мысли он тут же озвучил, обозвав своих дворовых товарищей дежурным словом. Леха был здесь не причем, говорят в детстве он был между небом и землёй, но Господь не прибрал его к себе. И теперь ему нужно было выживать в этом мире, со своим багажом нервозного наследства. Леху, порой во дворе звали психом, потому что он, отстаивая своё я, мог просто убежать от своих более старших обидчиков, и с безопасного расстояния кидать в них камнями. Таким образом Леха защищал свою честь и независимость от от более старших дворовых ребят. Поэтому обозвав наших лоботрясов:
– Дураки. – Он не имел ничего против них.
– Ты сам дурак. – Возмутился Вован. И они сцепившись покатились по асфальту, при этом Вовяй разбил локоть, а Леха ушиб коленку. Случайные прохожие не дали пацанам дальше выяснить отношения, разняв их. И наши маленькие драчуны, отступили с улицы во двор. Не найдя себе ещё подходящего занятия в новом составе – трио, они топтались перед подвалом с табличкой: «Вторсырье».
– Ну ка рассосались, хмыри подзаборные. Чо варежки разявили, дай пройти. Перед ними стоял здоровенный парень, в обоих руках держа тюки с рабочей одеждой и фуфайками, перекрученные проволокой. Глаз его озарял жёлто-сине-лиловый фингал. Жеке было тринадцать лет, а именно так звали крепыша, и он жил в соседнем дворе. Героический отец его сидевший за воровство, и освободившийся по амнистии, от указа Лаврентия Палыча 53 года, был направлен на строительство светлого будущего, с такими же как он заключёнными, ещё недавно не чаявших в ближайшие годы о свободе. После войны наш город строили и восстанавливали пленные немцы. После их ухода, бывшие заключённые, так называемые химики, добивающие оставшийся срок не за колючкой,