Волей-неволей вышли на разговор про Федора-колесника. Повозмущались, пожалели парня, а Кулиш заметил, что их литова вообще не достает. Вроде как слыхивали про Вильно, но в живую хозяев никто не видывал.
– Защита у нас была надежная, – пояснил Аким, – Великий Новгород стоял над нами. Потом его Москва себе подчинила, и мы остались одни.
– К нам литовы не суются, но платить им приходится. В Сурайске каждый знает, что кабы не литовы, то в каждом доме прибыток был бы лучше, – рассуждал Герасим.
– На Московию вам надобно уходить, – ошарашил всех Кулиш, – мне тут один сказывал по секрету, что Москва очень жалует русских, покровительствует тем, кто переходит под их руку.
Прошла еще седмица и сидеть в остроге стало совсем невмоготу. Первым вызвали Акима, через час его вернули, тот упал на свой кусок соломы и зарыдал. Спросить его Кулиш не успел, вторым потащили на суд его. Тимоха и Герасим молчали, ждали возвращения Кулиша. Тот вернулся тоже не в лучшем состоянии. Только не плакал. Все быстро разъяснилось: и тому и другому назначили не очень большой штраф, во всяком случае он их не испугал. Расстройство состояло в сроках принудительных работ – по половине года каждому.
– Чего работы так бояться? – удивился Тимоха.
– Кабы ты знал, куда у нас на работы посылают, так не стал бы разглагольствовать.
– А ты расскажи и легче станет.
– В шахту у нас посылают, – буркнул Аким.
– Что такое шахта? – переспросил Тимоха.
Снова повисла тишина. Глубокой ночью Аким подполз к Тимохе и Герасиму и полушепотом начал сказ про шахту в Нагорье.
– Тебя сажают в корзину и опускают вниз на неимоверную глубину. Там почти в полной темноте отколупываешь киркой куски камней. На четвереньках тащишь волокушу и грузишь добытые камни в корзину. Ее подымают наверх и так весь день. А для нас в течение полугода. Дышать под землей нечем, на поверхности еда скудная, люди мрут будто мухи.
Подполз Кулиш и полушепотом добавил:
– Слышал разговор про вас сурайских, ждут, когда вас хватятся. Ежели до зимы все будет тихо, тоже отправят в шахту, но уже насовсем.
Началось большое ожидание. Аким и Кулиш не находили ни в чем успокоения. Один мерил шаги из угла в угол, другой бился в истерике, рыдал, стонал, проклинал свою дурную голову. Тимоха и Герасим, не сговариваясь, стали отвлекать сокамерников всякой ерундой. То просят подсобить бочку с водой передвинуть, то перестелить солому. Разговор пытались навязать.
– Как же ваш воевода догадался, что те с зерном притащили огнестрелы? – вопрос задал Герасим.
Первым отозвался Кулиш:
– Они нашли себе приют. Сговорились с Грихой Косым насчет его сарая. В нем и обосновались.
– Чего тут странного? Приехали торговать, а ночевки нету? – продолжал Герасим.
– А то, что стали на ярмарке свои мешки впаривать сразу за малую деньгу. Даже глупый купец так никогда в жизни не сделает. В договор с ними вступил наш мельник Севастьян, – продолжал Аким.
– А Севастьян побег к воеводе,