– А не обязательно варить какао на молоке. Можно делать без молока. Тогда будет с вкусной горчинкой. Можно варить на сгущенке. Можно добавить ром или коньяк, и тогда этим какао хорошо греться. Осенью, в Питере особенно актуально.
Разговор получался странным, но все он был лучше тишины. На миг я даже смогла представить себя дома на кухне с широкой чашкой в руках. С поверхности поднимался ароматный пар, а в окно бил серый дождь. Напротив, обнимая свою кружку, сидел брат. Он как обычно шутил о моих веснушках и прятал уставшие глаза. А возле него в расстегнутой рубашке сидел Штерн.
Не представляю, почему мое воображение нарисовало его на этой кухне, но смотрелся Штерн хорошо. Подвернутые рукава не скрывали сильных загорелых рук, а зелёные глаза глядели тепло и без насмешки.
– Нет, я не стал бы переводить коньяк. – Штерн окончательно убрал телефон. – Алкоголь – взрослым. Какао – детям.
– Знаешь, иногда полезно побыть немного ребёнком.
– Сказала та, у которой через день свадьба.
Я прижалась лбом к стеклу. Дождливая питерская фантазия разбилась на осколки.
– Ты так часто напоминаешь, что забыть сложно. – Обернулась. – Не терпится от меня избавиться?
Словно уже истратил весь лимит слов, Штерн откинул голову на подголовник и уставился в потолок. Вслух он так ничего и не произнес.
– Потерпи как-нибудь. Осталось недолго, – вместо него ответила сама и на этот раз спрашивать больше ничего не стала.
Сколько раз Штерн переходил границу между Иорданией и Израилем в Эйлате, оставалось только догадываться. Нашему гиду так и не пришлось ничего делать. Мой конвоир сам подал наши документы иорданскому таможеннику и после первой же просьбы предъявил к досмотру чемодан.
На израильской границе вопросов не возникло совсем. Словно своему командующему, молодой таможенник отдал Штерну честь, а потом лично провел нас до стоянки авто. Я следила за этим с открытым ртом. Догадок как всегда возникла куча, но Штерн традиционно проигнорировал мою пантомиму.
В обещанную квартиру мы попали минут через десять. Эйлат оказался совсем маленьким городом. Поздоровавшись на очередном непонятном языке с консьержем, Штерн забрал у того ключи и повел меня к лифту.
– Это был иврит? – я как защиту прижала к груди чехол с платьем.
– Да.
– А в Иордании с гидом ты говорил на арабском.
– На его иорданском диалекте.
– Ух! – цифры на экране сменялись, и вместе с ними скакало вверх мое напряжение. – О том, сколько языков ты знаешь, как я понимаю, спрашивать бесполезно?
Зелёные глаза как сканеры прошлись по моему лицу.
– Кроме русского три европейских и четыре диалекта арабского.
– И разговорные, и письменные? – не верилось. До этого я знала лишь одного человека, который владел бы свободно тремя иностранными языками – Юру. Он казался мне гением, человеком, которым можно лишь восхищаться.
– Да. Еще знаю местный юмор и национальные песни, – выдал неожиданно