Я не хочу такого для Евы. В одиннадцать лет у нее еще есть слабый шанс быть удочеренной. Но сегодняшняя возможность, вероятно, последняя.
Я проскальзываю в приют через кухонную дверь, мимо согнутой спины повара Силаса, и лечу вверх по боковой лестнице. Здесь пахнет гвоздикой и кардамоном, а значит, он печет канелстэнге – рулет с корицей. В продуваемой сквозняками общей комнате на втором этаже Ева и другая сиротка, Гитте, топчутся перед зеркалом, укладывая волосы в высокие пучки.
Из меня вырывается вздох облегчения. Я не опоздала.
Кончики моих пальцев все еще покалывает, точно от мороза.
Гитте первой заканчивает делать прическу и подталкивает Еву в бок.
– Ты идешь?
Ева ловит мой взгляд в отражении в зеркале.
– Минутку.
Она стаскивает бледно-розовое платьице, которое раздобыла где-то Несс. В одних местах оно неаккуратно обвисает, а другие обтягивает слишком туго. Гитте кивает мне, выходя из комнаты.
– Несс говорит, что Мадсены могут приехать в любой момент.
Я вспоминаю день, когда Ева появилась в «Мельнице». В первые дни своего пребывания в приюте большинство малышек или плачут, точно брошенные котята, или воркуют, опустив ресницы. Ева была молчаливой: темноволосой, со смуглой кожей и сверкающими темно-карими глазами. За полгода она едва вымолвила пару слов. До тех пор, пока как-то утром ее Вуббинс не зацепился за что-то, разорвавшись почти пополам. Вуббинс, жуткая тряпичная игрушка, предположительно в виде кролика, был без одного глаза, а его набивка вечно собиралась комками. Ева пришла ко мне и со слезами на глазах, протянула его.
– Ты можешь починить его? – спросила она. Я была первым – и единственным – человеком, которого она попросила о чем-либо.
Теперь же глаза Евы, миниатюрной для своих одиннадцати лет, находятся точно на уровне моего сердца.
– Марит! – произносит она, поворачиваясь ко мне. Когда наши глаза встречаются, на ее лице расцветает прелестная улыбка. – Откуда ты узнала, что нужно прийти сегодня?
– Агнес в кои-то веки на что-то сгодилась, – отвечаю я, протягивая ей платье. – Ненамеренно, конечно. Вот, держи.
Ева бросается к своему наряду.
– Ты только посмотри! – восклицает она, осторожно касаясь ткани кончиками пальцев. – Ты что, пытаешься сделать так, чтобы меня увезли отсюда?
Мой желудок сжимается, и я поворачиваюсь к ней спиной.
– Поспеши.
Пока она переодевается, я смотрю на маленький квадратик серого неба. В первую неделю после ухода из «Мельницы» я каждый вечер выскальзывала из мастерской Торсена и приходила сюда, чтобы взглянуть на окно общей спальни. Меня саму удивляла моя тоска по Несс, по Еве, по моей постели. На четвертую ночь я заметила в окне Еву: она отрабатывала пируэты