Что-то раскатисто затрещало, как будто весь мир был деревянным и его разломили пополам.
Когда к Бершаду вернулось зрение, оказалось, что неболёт, объятый огнем, падает в море.
Молнии, лучившиеся из тела Эшлин, исчезли, как пламя задутой свечи. Эшлин обмякла, и Бершад подхватил ее на руки как раз тогда, когда горящий неболёт рухнул в воду. В тот же миг огромная волна, хлынув через борт, окатила всех на палубе.
– Эшлин… – Бершад дотронулся до ее щеки; холодные капли морской воды быстро испарялись с разгоряченной кожи. – Что с тобой?
Эшлин открыла глаза. Сглотнула. Поморщилась. Коснулась горла:
– Все в порядке. В глотке дерет.
Бершад подозвал Хайден, взял у нее фляжку, напоил Эшлин. Она жадно заглатывала воду.
– Хоть что-то получилось? – наконец спросила Эшлин.
Бершад взглянул влево, где дымящийся остов сожженного неболёта быстро погружался под воду.
– Получилось.
– Других неболётов нет?
Все обшарили взглядами опустевшее небо. Серокрылая кочевница по-прежнему следовала за ними, ничуть не встревоженная ни молниями Эшлин, ни уничтожением летучего корабля.
– Все чисто.
Эшлин встала и посмотрела за борт, на дымящуюся груду драконьих костей. Сощурила глаза, задумалась. Бершад покосился на ее руку. Дочерна обгоревшая драконья нить вплавилась в обожженную кожу Эшлин.
– Надо бы ее как-то снять, – заметил Бершад.
– Боюсь, это невозможно, да и времени у нас нет. – Эшлин притронулась к ожогу рядом с закопченной нитью, поморщилась от боли. – Проще наложить повязку. Но прежде всего надо спасти как можно больше обломков неболёта, пока все не затонуло.
– Зачем? – спросил Джаку. – Он же разрушен.
– Вряд ли это первый и единственный летучий корабль на всей Терре, – сказала Эшлин. – Но это первый и единственный неболёт, который я смогла уничтожить с помощью этой нити. Я обязана разобраться в его устройстве.
До самых сумерек Джаку и его команда вылавливали обломки из воды, пока Эшлин наконец не решила, что накопилось достаточно. Она отобрала из груды какие-то предметы и унесла их в каюту, где целых два часа сосредоточенно изучала добытое.
– Это явно баларская работа, но механизмы гораздо сложнее, чем обычные баларские часы, подъемные механизмы и всякая сантехника, – наконец сказала она Бершаду, поглаживая пластину, вырезанную из ребра громохвоста и утыканную стальными болтами; рядом лежал обугленный драконий череп с прикрепленными к нему шестеренками, клапанами и поршнями. – Мерсер Домициан ничего подобного не конструировал. Интересно, кто все это изобрел?
– По-моему, до этого додумался тот же мудак, который построил по заказу императора катапульты для массового уничтожения драконов, – сказал Бершад. – А еще отреза́л мне ноги в своем подземелье.
– Озирис Вард. – Эшлин кивнула. – Логично.
Бершаду совсем не хотелось вспоминать о пережитом.
– И что ты можешь